Белов, Сергей Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Александрович Белов

Сергей Белов в 2012 году
Позиция:

Атакующий защитник

Рост:

190 см

Вес:

82 кг

Гражданство:

СССР СССРРоссия Россия

Дата рождения:

23 января 1944(1944-01-23)

Место рождения:

Нащёково, Шегарский район, Томская область, РСФСР, СССР

Дата смерти:

3 октября 2013(2013-10-03) (69 лет)

Место смерти:

Пермь, Россия

Команды
Тренировал команды
Личные награды и достижения
Медали
Олимпийские игры
Бронза Мехико 1968 баскетбол
Золото Мюнхен 1972 баскетбол
Бронза Монреаль 1976 баскетбол
Бронза Москва 1980 баскетбол
Чемпионаты мира
Золото Монтевидео 1967
Бронза Любляна 1970
Золото Сан-Хуан 1974
Серебро Кесон 1978
Чемпионаты Европы
Золото Финляндия 1967
Золото Кампания 1969
Золото ФРГ 1971
Бронза Барселона 1973
Серебро Югославия 1975
Серебро Бельгия 1977
Золото Италия 1979
Универсиады
Золото Турин 1970 баскетбол
Награды
[www.hoophall.com/hall-of-famers/tag/sergei-a-belov 1992 Баскетбольный Зал славы]

Серге́й Алекса́ндрович Бело́в (23 января 1944, Нащёково, Шегарский район, Томская область — 3 октября 2013, Пермь)[1][2][3] — советский баскетболист, тренер, олимпийский чемпион 1972 года, двукратный чемпион мира (1967 и 1974), один из самых именитых игроков советского и европейского баскетбола XX века. Заслуженный мастер спорта СССР (1969), заслуженный тренер СССР, заслуженный работник физической культуры Российской Федерации, член Баскетбольного Зала славы.





Биография

Ранние годы

Сергей Александрович родился 23 января 1944 года в семье Александра Александровича и Валерии Ипполитовны — коренных петербуржцев. Отец родился в 1906-м, мать — в 1909-м, оба очень рано потеряли родителей. Отец окончил Ленинградскую лесотехническую академию, получив специальность инженера лесного хозяйства. Мать была выпускницей педагогического факультета Ленинградского госуниверситета, по специальности биолог.

Во время войны семья Беловых была эвакуирована в Томск. Вскоре после приезда семьи из Ленинграда отца перевели на работу в районный центр Мельниково и выделили жилье — обычный деревенский пятистенок в селе Нащёково. Отца мобилизовали и отправили на фронт в 1943 году[4], когда мать была беременна. Только в 1947 году отец вернулся в Нащёково после демобилизации. До войны отец Сергея был чемпионом Ленинграда по лыжным гонкам. В 1950 году отец Александр Александрович получил должность в Томском облисполкоме и семья Беловых переехала в Томск.

К спорту Сергей приобщился с ранних лет отдавая предпочтения дворовым играм, с третьего класса стал заниматься акробатикой, а с четвёртого — лёгкой атлетикой. Другими параллельными увлечениями стали футбол, где выступал в качестве вратаря, и только позднее — баскетбол. Выступал за сборную школы по всем популярным видам спорта (а в 1-2-м классах ещё и в соревнованиях по шахматам). В 1956 году на школьных соревнованиях Белова заметил тренер Георгий Иосифович Реша и пригласил заниматься баскетболом. Несмотря на то, что футбол и легкая атлетика привлекали Сергея гораздо больше, он решился попробовать себя в новом виде спорта.

Регулярно заниматься в его баскетбольной секции он начал с 5-го класса. С 14 лет, все больше втягиваясь в баскетбол, Белов стал тренироваться со студентами в командах, которые готовил Реш. Он следовал за Решем повсюду, где он работал, став его любимцем. До 1960 года Реш тренировал команду Томского инженерно-строительного института, и Белов постоянно участвовал в этих тренировках. Позднее Сергей вслед за Решем перешел в команду томского «Политеха», за которую, учась в 10-м и 11-м классах, уже выступал в соревнованиях[5].

В 1962 году окончил среднюю школу № 8 в Томске (проспект Кирова).

Игрок

Начинал карьеру в команде «Уралмаш» (тренер Юрий Густылёв), в которой играл в 1964—1967 гг. и откуда его пригласили в сборную СССР. В 1967 году Сергей Белов получил сразу два титула — чемпиона мира и Европы. В 1968 году Белов переехал в Москву, где играл за ЦСКА на протяжении последующих 12 лет (по 1980 год). Выступая за ЦСКА, Сергей Белов 11 раз завоёвывал титул чемпиона СССР (1969—1974 и 1976—1980), становился серебряным (1975) и бронзовым (1968) призёром чемпионата страны, в 1973 году стал обладателем Кубка СССР. В 1971 году ЦСКА выиграл Кубок европейских чемпионов, Сергей Белов был играющим тренером. В 1969 году он также победил в этом турнире, будучи игроком ЦСКА.

Играя за сборную команду СССР (1967—1980), Белов также завоевал много титулов: олимпийский чемпион 1972 года, двукратный чемпион мира (1967, 1974), четырёхкратный чемпион Европы (1967, 1969, 1971, 1979), чемпион Универсиады 1970 года. Кроме того, он трижды становился бронзовым призёром Олимпийских игр (1968, 1976, 1980), был серебряным (1978) и бронзовым (1970) призёром чемпионатов мира, дважды завоёвывал серебро (1975, 1977) и один раз бронзу (1973) на первенствах Европы.

Сергей Белов зажигал огонь на Олимпийских играх 1980 года в Москве.

Тренер

В 1981—1982 и 1988—1989 годах работал тренером в ЦСКА. В начале 1990 подписал контракт на 2 года с командой 1-й лиги из Италии «Кассино».

В 1993 году Сергей Белов стал президентом Российской федерации баскетбола и работал на этой должности до 1998 года, одновременно был тренером сборной России по баскетболу. На чемпионате мира в Канаде в 1994 году сборная страны под руководством Белова завоевала серебряные медали, проиграв в финале «команде-мечте» из США. На чемпионате Европы в Испании в 1997 году сборная России завоевала 3-е место, на чемпионате мира в Греции в 1998 году — второе, повторив успех четырёхлетней давности.

В 1999 году Сергей Белов перешёл работать главным тренером в «Урал-Грейт» (Пермь), с которым выиграл дважды чемпионат России (2001, 2002), стал двукратным серебряным призёром первенства России по баскетболу (2000, 2003), победил в NEBL (2001). Позже он был президентом этого клуба.

Являлся главным тренером мужской студенческой сборной России на Универсиаде-2009 в Белграде, завоевав с ней серебряные медали[6].

Сергей Белов умер на 70-м году жизни 3 октября 2013 год в городе Пермь. Прощание состоялось 6 октября в УСК ЦСКА. Похоронен на Ваганьковском кладбище рядом с могилой баскетбольного тренера Александра Гомельского.

Признание

В 1991 году в результате опроса группы международных экспертов баскетбола (преимущественно тренеров) Международная федерация баскетбола признала Белова лучшим баскетболистом среди игроков, выступавших за свои национальные сборные (без учёта игроков НБА). Второе место в опросе занял Дражен Петрович, а третье — Арвидас Сабонис. 11 мая 1992 года Сергей Белов стал первым неамериканцем, вошедшим в Баскетбольный Зал славы. Ежегодно в Томске проходит пользующийся большой популярностью турнир среди юношеских команд, который носит имя Сергея Белова. Соревнования имеют статус всероссийских. В 2016 году турнир состоялся уже в сорок шестой раз.

Личная жизнь

Был трижды женат. Дети — Наталья (род. 1969), Александр (род. 1977), Анастасия (род. 1990). Последняя супруга — олимпийская чемпионка 1992 года по баскетболу Светлана Заболуева-Антипова (род. 1966).

Напишите отзыв о статье "Белов, Сергей Александрович"

Примечания

  1. [lenta.ru/news/2013/10/03/belov/ Умер олимпийский чемпион по баскетболу Сергей Белов] (рус.). Lenta.ru (03.10.2013).
  2. Головин, Борислав. [www.gazeta.ru/sport/2013/10/03/a_5680601.shtml Игрок последних секунд] (рус.). Gazeta.ru (03.10.2013).
  3. [ria.ru/spravka/20131003/967590561.html Биография Сергея Белова] (рус.). РИА Новости (03.10.2013).
  4. [pamyat-naroda.ru/heroes/podvig-chelovek_nagrazhdenie24714668/ Память народа: Документ о награде: Белов Александр Александрович, Орден Красной Звезды]
  5. Сергей Белов. Движение вверх, полная автобиография Сергея Белова. — Издательский дом "Право", 2011 г.. — 464 стр. с. — 10 000 экз, экз. — ISBN 978-5-904836-13-9.
  6. [basketball.perm.ru/event/1660 Сергей Белов: «Уровень мужского баскетбольного турнира на Универсиаде был самым высоким»]

Ссылки

  • [ru.rodovid.org/wk/Запись:341497 Белов, Сергей Александрович] на «Родоводе». Дерево предков и потомков
  • [www.newizv.ru/news/2007-03-02/64563/ Интервью с Сергеем Беловым]
  • [www.sovsport.ru/gazeta/article-item/648117 Пять главных историй про Сергея Белова]
  • [www.biograph.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=99:belovsa&catid=2:sports&Itemid=29 Биография Сергея Белова]
  • [www.sovsport.ru/gazeta/article-item/421137 Олимпийский чемпион-72 Сергей Белов: Наш баскетбол живёт за счёт подачек. Интервью]
  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/be/sergey-belov-1.html Сергей Белов] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
Предшественник:
Стефан Префонтэн и Сандра Хендерсон
Монреаль 1976
Факелоносец на церемонии открытия Олимпиады
Сергей Белов

Москва 1980
Преемник:
Рафер Джонсон
Лос-Анджелес 1984

Отрывок, характеризующий Белов, Сергей Александрович

– С вечера нездоровы очень были, третью ночь не спят, – заступнически прошептал денщицкий голос. – Уж вы капитана разбудите сначала.
– Очень важное, от генерала Дохтурова, – сказал Болховитинов, входя в ощупанную им растворенную дверь. Денщик прошел вперед его и стал будить кого то:
– Ваше благородие, ваше благородие – кульер.
– Что, что? от кого? – проговорил чей то сонный голос.
– От Дохтурова и от Алексея Петровича. Наполеон в Фоминском, – сказал Болховитинов, не видя в темноте того, кто спрашивал его, но по звуку голоса предполагая, что это был не Коновницын.
Разбуженный человек зевал и тянулся.
– Будить то мне его не хочется, – сказал он, ощупывая что то. – Больнёшенек! Может, так, слухи.
– Вот донесение, – сказал Болховитинов, – велено сейчас же передать дежурному генералу.
– Постойте, огня зажгу. Куда ты, проклятый, всегда засунешь? – обращаясь к денщику, сказал тянувшийся человек. Это был Щербинин, адъютант Коновницына. – Нашел, нашел, – прибавил он.
Денщик рубил огонь, Щербинин ощупывал подсвечник.
– Ах, мерзкие, – с отвращением сказал он.
При свете искр Болховитинов увидел молодое лицо Щербинина со свечой и в переднем углу еще спящего человека. Это был Коновницын.
Когда сначала синим и потом красным пламенем загорелись серники о трут, Щербинин зажег сальную свечку, с подсвечника которой побежали обгладывавшие ее прусаки, и осмотрел вестника. Болховитинов был весь в грязи и, рукавом обтираясь, размазывал себе лицо.
– Да кто доносит? – сказал Щербинин, взяв конверт.
– Известие верное, – сказал Болховитинов. – И пленные, и казаки, и лазутчики – все единогласно показывают одно и то же.
– Нечего делать, надо будить, – сказал Щербинин, вставая и подходя к человеку в ночном колпаке, укрытому шинелью. – Петр Петрович! – проговорил он. Коновницын не шевелился. – В главный штаб! – проговорил он, улыбнувшись, зная, что эти слова наверное разбудят его. И действительно, голова в ночном колпаке поднялась тотчас же. На красивом, твердом лице Коновницына, с лихорадочно воспаленными щеками, на мгновение оставалось еще выражение далеких от настоящего положения мечтаний сна, но потом вдруг он вздрогнул: лицо его приняло обычно спокойное и твердое выражение.
– Ну, что такое? От кого? – неторопливо, но тотчас же спросил он, мигая от света. Слушая донесение офицера, Коновницын распечатал и прочел. Едва прочтя, он опустил ноги в шерстяных чулках на земляной пол и стал обуваться. Потом снял колпак и, причесав виски, надел фуражку.
– Ты скоро доехал? Пойдем к светлейшему.
Коновницын тотчас понял, что привезенное известие имело большую важность и что нельзя медлить. Хорошо ли, дурно ли это было, он не думал и не спрашивал себя. Его это не интересовало. На все дело войны он смотрел не умом, не рассуждением, а чем то другим. В душе его было глубокое, невысказанное убеждение, что все будет хорошо; но что этому верить не надо, и тем более не надо говорить этого, а надо делать только свое дело. И это свое дело он делал, отдавая ему все свои силы.
Петр Петрович Коновницын, так же как и Дохтуров, только как бы из приличия внесенный в список так называемых героев 12 го года – Барклаев, Раевских, Ермоловых, Платовых, Милорадовичей, так же как и Дохтуров, пользовался репутацией человека весьма ограниченных способностей и сведений, и, так же как и Дохтуров, Коновницын никогда не делал проектов сражений, но всегда находился там, где было труднее всего; спал всегда с раскрытой дверью с тех пор, как был назначен дежурным генералом, приказывая каждому посланному будить себя, всегда во время сраженья был под огнем, так что Кутузов упрекал его за то и боялся посылать, и был так же, как и Дохтуров, одной из тех незаметных шестерен, которые, не треща и не шумя, составляют самую существенную часть машины.
Выходя из избы в сырую, темную ночь, Коновницын нахмурился частью от головной усилившейся боли, частью от неприятной мысли, пришедшей ему в голову о том, как теперь взволнуется все это гнездо штабных, влиятельных людей при этом известии, в особенности Бенигсен, после Тарутина бывший на ножах с Кутузовым; как будут предлагать, спорить, приказывать, отменять. И это предчувствие неприятно ему было, хотя он и знал, что без этого нельзя.
Действительно, Толь, к которому он зашел сообщить новое известие, тотчас же стал излагать свои соображения генералу, жившему с ним, и Коновницын, молча и устало слушавший, напомнил ему, что надо идти к светлейшему.


Кутузов, как и все старые люди, мало спал по ночам. Он днем часто неожиданно задремывал; но ночью он, не раздеваясь, лежа на своей постели, большею частию не спал и думал.
Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.