Ткаченко, Владимир Петрович

Владимир Петрович Ткаченко
Завершил карьеру
Позиция:	Центровой
Рост:	220 см
Вес:	140 кг
Гражданство:	СССР СССР→Россия Россия
Дата рождения:	20 сентября 1957(1957-09-20) (66 лет)
Место рождения:	Сочи, РСФСР, СССР
Команды Строитель (Киев) (1974—1982) ЦСКА (Москва) (1983—1989) Гвадалахара (1989—1990) Личные награды и достижения Медали Олимпийские игры Бронза Монреаль 1976 Бронза Москва 1980 Чемпионаты мира Серебро Филиппины 1978 Золото Колумбия 1982 Серебро Испания 1986 Чемпионаты Европы Серебро Бельгия 1977 Золото Италия 1979 Золото Чехословакия 1981 Золото Германия 1985 Серебро Греция 1987

Владимир Петрович Ткаченко (род. 20 сентября 1957, Сочи) — советский баскетболист. Заслуженный мастер спорта СССР (1979), бронзовый призёр Олимпийских игр (1976, 1980), чемпион мира (1982), трехкратный чемпион Европы (1979, 1981, 1985), четырёхкратный чемпион СССР (1983, 1984, 1988, 1990). Окончил Киевский институт физкультуры (1982). Полковник запаса. Лучший баскетболист Европы, Баскетболист года в Европе и Мистер Европа 1979 года.

Выступая за Строитель (Киев), ЦСКА (Москва) и сборную СССР, завоевал репутацию одного из лучших центровых мирового баскетбола. Обладал уникальной мощью. При росте 220 см имел хорошую скорость, отличный прыжок, стабильный бросок со средней дистанции.

Спортивная биография

В детстве больше отдавал предпочтение футболу, неплохо стоял в воротах. Спустя некоторое время Ткаченко заметил баскетбольный тренер Владимир Ельдин и определил в спортивную школу.

Летом 1972 года на первенстве Краснодарского края среди школьников был признан лучшим центровым и попал в поле зрения селекционеров — одновременно получил приглашения из ЦСКА, ленинградского «Спартака» и киевского «Строителя». По совету родителей был выбран «Строитель».

Как игрок — физически мощный, с хорошей координацией. Имел хорошую скорость, отличный прыжок, стабильный бросок со средней дистанции. Один из лучших центровых в Европе в 70-е-80-е. Вместе с этим отличался чрезмерной мягкостью при игре под своим щитом.

.

С 2004 года работает на муниципальном предприятии «Барвиха» (Одинцовский район, Московская область), возглавляет транспортную службу..

Карьера

Начал профессиональную карьеру в 16 лет за «Строитель» (Киев) (1974 —82), в 1983 —89 играл за ЦСКА (Москва). В сезоне 1989/90 выступал за «Гвадалахару» (Испания), команду из первой лиги. Завершил выступления из-за обострившихся старых травм спины и колен.

Достижения

• Бронзовый призёр Олимпийских игр: 1976, 1980.
• Чемпион мира 1982
• Серебряный призёр Чемпионата мира: 1978, 1986
• Чемпион Европы: 1979, 1981, 1985.
• Серебряный призёр Чемпионата Европы: 1977, 1987.
• Чемпион СССР: 1983, 1984, 1988, 1990
• Серебряный призёр чемпионата СССР: 1977, 1979, 1980, 1981, 1982, 1987
• Бронзовый призёр чемпионата СССР: 1974
• Победитель Спартакиады народов СССР 1983 в составе сборной УССР.
• Лучший баскетболист Европы 1979 года.

Награды

• Орден «Знак Почёта» (1985)
• 19 сентября 2015 года Ткаченко был включён в Зал славы ФИБА .

Интересные факты

• Жена — Неля Ткаченко. Познакомились, когда она работала во врачебно-спортивном диспансере ЦСКА (это 2-й брак Владимира Ткаченко) . Старший сын — Олег. Младший сын Игорь — баскетболист, играл в БК «Динамо» (Москва).
• Имеет 54-й размер ноги.
• На тему дружбы Ткаченко и Сабониса существует анекдот: Возвращаются как-то Сабонис и Ткаченко с дружеской пирушки и нашли на улице по железному рублю. Утром проснулись — а это канализационные люки.

Источники

• 100 лет российского баскетбола: история, события, люди: справочник / Автор-составитель В. Б. Квасков. — М.: Советский спорт. — 274 с.: илл. ISBN 5-9718-0175-9

Ссылки

• [www.biograph.ru/bank/tkachenko.htm Профиль]
• [www.segodnya.ua/interview/486749.html Звезда советского баскетбола Владимир Ткаченко: За историческую победу над американцами в 1982 году нам в Москве заплатили по 700 рублей — ч.1]
• [www.segodnya.ua/news/490789.html Владимир Ткаченко: "Когда в Киеве прятался от ЦСКА, два раза в одном месте не ночевал — ч.2]
• [www.sport-express.ru/newspaper/2000-05-19/8_1/ Центровой на все времена]

Отрывок, характеризующий Ткаченко, Владимир Петрович

– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.


– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.