Лунмэньпай

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Даосизм
История
Люди
Школы
Храмы
Терминология
Тексты
Боги
Медицина
Астрология
Бессмертие
Фэншуй
Портал

Школа Драконовых Ворот (кит. 龙门派, пиньинь: lóngménpài, палл.: Лунмэньпай — наиболее крупная подшкола даосской школы Цюаньчжэнь, которая включает в своё учение элементы буддизма и конфуцианства. Школу основал в XIII веке патриарх Цю Чуцзи (Цю Чанчунь), один из семи учеников Ван Чунъяна. Цю Чанчунь знаменит своей миссией в ставку Чингис-хана. Школа Драконовых Ворот опирается на монастыри, строгие моральные устои, практикует медитацию и внутреннюю алхимию.

Название школы происходит от горы Лунмэнь в провинции Шэньси. Фактически школа была воссоздана в 1656 году её седьмым патриархом Ван Чанъюэ (Ван Куньян) уже при династии Цин[1].

Школа сохранилась до настоящего времени и о принадлежности к этой школе заявляет значительная часть даосских организаций за пределами Китая, среди китайской эмиграции и в западных странах[2].





Характеристика учения

Система медитаций школы имеет сходство с буддийской и особенно с чаньской медитацией. Целью медитации является контроль над желаниями и гневом, стабильное состояние рассудка и поддержание «вечного духа» за время существования в физическом теле.

Согласно заветам патриарха Ван Чунъяна, адепты школы должны учиться также по буддийским и конфуцианским книгам — «Сутре сердца» Синьцзин (心經 Xinjing), трактате о сыновьей почтительности (孝經 Xiaojing) и Даодэцзину основоположника даосизма Лао-цзы.

Школа требует строгого следования к правилам и заповедям (Цзэ 戒), передача которых ученикам длится 100 дней. Свод заповедей называется «Великие Заповеди Трех Алтарей» (三壇大戒 Santan Dajie).

Практика внутренней алхимии по достижению бессмертия стремится культивировать Истинный огонь и Истинную воду, объединение которых приводит к образованию эликсира бессмертия. Практика опирается на традицию трактата Цаньтунци как эзотерическую интерпретацию классической Книги Перемен.

Учителя и история

Цю Чанчунь умер 23 июля 1227 года, его резиденцией был Храм Белых облаков в Пекине. Его ученик Чжао Сюцзин (赵道坚, Zhao Xujing) прошёл от него три ступени ординации и стал первым патриархом школы Лунмэнь.

В 1656 году Ван Чанъюэ, получивший в управление Храма Белых облаков в Пекине, на официальной церемонии объявил о воссоздании Школы Драконовых Ворот, традиция которой была выведена от Ван Чунъяна и Цю Чанчуня, при этом была воссоздана линия преемственности, по которой Ван Чанъюэ становился седьмым патриархом. Школа Цюаньчжэнь, некогда могучая при монгольской династии Юань, теперь обретала продолжение после её затмения во времена минской династии. Школа приобрела официальное признание[1][3].

Как отмечает исследовательница ренессанса школы Лунмэнь Моника Эспозито (Monica Esposito), в минскую эпоху школа не распалась, а скорее рассеялась по отдельным группам, предпочитающим отшельничество в горах, таких как Уданшань или Лаошань, отчего образовалось множество малых ответвлений. Воссоздание школы Ван Чанъюэ привела к объединению отдельных ветвей и повторному признанию легитимности и преемственности как линии школы Цюаньчжэнь, несмотря на это, можно найти немало отдельных линий школы Лунмэнь в разных частях Китая.[1][3].

Формированию доктрины школы способствовал 11-й патриарх Минь Идэ (кит. 闵一得, пиньинь: Min Yi-De, палл.: Минь Идэ), выдвинувший тезис объединения трёх учений и практики учиться у буддистов, делая упор на заповедях и монастырском уставе.

11-й патриарх Лю Имин (刘一明, 17341821) сформулировал базовые принципы даосской алхимии в труде «Культивация дао», изданном около 1799 года.

Современное состояние

Школа Лунмэньпай стала самой известной за пределами Китая, а её сочинения были переведены на многие иностранные языки. Трактат «Тайна Золотого Цветка» впервые переведён на английский знаменитым синологом Рихардом Вильгельмом в начале XX века, потом издавался и переводился многократно. С конца XX века школа стала развиваться за счёт деятельности учителя Ван Липина (родился в 1949 году), биография которого, написанная Чэнь Кайго и Чжэнь Шуньчао, была переведана на английский Томасом Клири (Thomas Cleary, «Opening the Dragon Gate»), и на русский язык В. В. Малявиным (Восхождение к Дао).

Напишите отзыв о статье "Лунмэньпай"

Ссылки

  1. 1 2 3 Fabrizio Pregadio 705
  2. [www.daoistcenter.org/weblinks.html Center for Daoist Studies]
  3. 1 2 Esposito, Monica, 2004
  • [longmenpai.eu/ Longmen Taoism in Europe]
  • [www.taoist.org.cn Официальная страница Китайской даосской ассоциации в Храме Белых облаков, центр школы Лунмэнь]
  • [www.taoists.co.uk/quanzhen.htm Longmen Entry at the British Taoist Association]

Литература

  • Fabrizio Pregadio. The Encyclopedia of Taoism. — New York: Routledge, 2008. — Т. 1. — С. 704 - 706. — ISBN 978-0-7007-1200-7.
  • Fabrizio Pregadio. Liu Yiming. Cultivating the Dao. Taoism and Internal Alchemy. — Mountain View, CA: Golden Elixir Press,, 2013. — ISBN 978-0-9843-0828-6.
  • Esposito, Monica. 2004 [www.daozangjiyao.org/DZJY_E/Monica_Esposito_CV_files/Esposito_Longmen_Controversial_History.pdf The Longmen School and its Controversial History during the Qing Dynasty.] In John Lagerwey ed. Religion and Chinese Society: The Transformation of a Field, vol. 2, 621—698. Paris: EFEO & Chinese University of Hong Kong, 2 vols.
  • Thomas Cleary: Das Geheimnis der Goldenen Blüte. Das klassische Meditationshandbuch des Taoismus. Aurinia Verlag, Hamburg 2011, ISBN 978-3-937392-80-6.
  • Richard Wilhelm, C. G. Jung: Das Geheimnis der Goldenen Blüte. Dornverlag, München 1929.
  • [philosophy.ru/library/asiatica/china/lu-tcu.html| Лю Цу. Тайна Золотого Цветка. Перевод Рихарда Вильгельма. ]
  • Chen Kaiguo, Zheng Shunchao: Opening the Dragon Gate. Translated by Thomas Cleary. Tuttle Publishing, Bostonm Tokio, 1996. ISBN 0-8048-3098-3.
  • Чэнь Кайго, Чжэнь Шуньчао. Восхождение к Дао: Сборник / Сост. и пер. В. В. Малявин. — М.: Наталис, 1997. — 399 с.

Отрывок, характеризующий Лунмэньпай

– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.