Малая Ивановка (Волгоградская область)

См. также: Большая Ивановка (Волгоградская область)

Село Малая Ивановка Флаг Герб Страна РоссияРоссия Субъект Федерации Волгоградская областьВолгоградская область Муниципальный район Дубовский Сельское поселение Малоивановское Координаты 49°21′11″ с. ш. 44°32′01″ в. д.49.35306° с. ш. 44.53361° в. д. / 49.35306; 44.53361    Основан 1832 Высота центра 116 м Население 670 человек (2010) Национальный состав русские 90% Конфессиональный состав православные Часовой пояс UTC+3 Телефонный код +7 84458 Почтовый индекс 404023 Автомобильный код 34, 134 Код ОКАТО [classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=18208834001 18 208 834 001] Официальный сайт [ивановская-волость.рф кая-волость.рф]

К:Населённые пункты, основанные в 1832 году

Ма́лая Ива́новка — село в Дубовском районе Волгоградской области, административный центр Малоивановского сельского поселения.

История

По рассказам старожилов село Малая Ивановка появилась в 1832 г. По-видимому, первые жители появились гораздо раньше. Судя по нашему говору, это были выходцы из Воронежской и Тамбовской губерний, которые в поисках свободных земель расселились в Нижнем Поволжье. Что привлекло поселенцев в нашу местность? Здесь протекала небольшая речка Бердейка, местами речка превращалась в глубокие озера. По берегам речки были сплошные леса – верба, орехи, вишня. Много леса было также в близлежащих балках. Степи были богаты пастбищами. Все это и привлекло сюда поселенцев. Приблизительно к середине XIX века в селе насчитывалось 159 крестьянских хозяйств. Быстрое увеличение населения происходит после отмены крепостного права, когда крестьяне имели большую возможность переселиться. К 1900 году в селе уже насчитывалось около 500 дворов. Основным занятием населения было земледелие и животноводство. Крестьяне сеяли рожь, пшеницу, овес, горох, чечевицу, разводили крупный рогатый скот: овец, свиней, изредка верблюдов. Среди крестьян было большое имущественное неравенство. 20 дворов были самыми богатыми. Они имели по 15-20 пар рабочих волов, лошадей, овец, коров. 100 семей имели по 8 пар быков. Это были середняки, они жили более или менее сносно. Около 200 дворов имели только по одной лошади и корове. Это были бедняки, которые не могли обеспечить себе сносное существование и обращались к побочным заработкам. Остальные 150 дворов ничего не имели. Это была беднота, которая находилась в вечной кабале у местных богатеев – кулаков или помещиков.

Образование колхоза

В 1929г. в Малой Ивановке образовался колхоз «Искра». Первым председателем колхоза был Макаров И. М. в составе хозяйства было 10 бычьих и 2 конные бригады. Пахали, сеяли и убирали урожай на быках и лошадях. Самой передовой техникой были косилка и молотилка. Сеяли и косили также вручную. В трудные 1932-1933 года в качестве рабочего скота использовали также дойных коров. В 1934 г. колхоз «Искра» разделился на два колхоза – «Искра» и «Пламя». В 1933г. в Малой Ивановке была образована Машино-тракторная станция – МТС, которая по договору с колхозами выделяла им тракторы, комбайны и другую технику. .

Великая Отечественная Война

В 1937г. колхозы собрали богатый урожай, выдали за трудодень по 5 кг зерна. Колхозники получили столько хлеба, сколько они никогда не собирали на своих единоличных участках. В селе появились первые велосипеды, радиоприемники. В 1937 г открылась средняя школа, в которой обучались дети из всех ближайших сел. Колхозники стали строить новые дома, ремонтировать старые, разводить сады. Вместе с ростом материального благосостояния колхозников, их культурного уровня менялось и их сознание. Теперь все крестьяне – и старые и молодые – убедились в преимуществах колхозного строя, в том, что только в колхозах они будет жить зажиточно и счастливо. Благополучную жизнь колхозников нарушило вероломное нападение фашистских захватчиков. В первый же день войны на фронт отправились несколько десятков самых работоспособных мужчин, а потом уходили еще и еще… Особенно было трудно работать летом и осенью 1942г. убирать хлеб приходилось под систематической бомбардировкой немецкой авиации. В сентябре 1942г., когда немецкие захватчики прорвались к Сталинграду, колхозы и МТС прекратили работу и стали эвакуироваться. Скот угнали за Волгу, технику собрали у пруда Рогатый, но немецкие войска были остановлены и эвакуация прекратилась. В 1942-1943гг. в армию ушли последние 17-летние юноши трактористы. В 1943-1944гг. техника износилась, запасных частей не было, не было и горючего. На трудодни выдавали очень мало хлеба – по 300-400 гр. Колхозники голодали. 9 мая 1945г. вся страна отмечала День Победы. С огромной радостью Малая Ивановка встретила первых демобилизованных героев.

В 1959г. колхозы «Искра» и «Пламя» объединились в один колхоз, а в 1960г. колхозники изъявили желание перейти в совхоз «Баррикады» (в Малой Ивановке располагалось 5-е отделение совхоза «Баррикады»)

До 1900 года

Малая Ивановка - волостное село Царицынского уезда, 2-го стана, Ивановской волости.

Малая Ивановка заселена в 1832-33 годах государственными крестьянами — переселенцами из Тамбовской, Харьковской и Воронежской губерний.

Ивановское волостное правление для государственных крестьян открыто в 1840-х годах.

В 1851 г. в Малой Ивановке прихожанами построена деревянная церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы, которая была освящена 5 ноября 1855 года (по старому стилю).

1858 год: в Малой Ивановке насчитывалось 669 ревизских душ мужского пола.

1860 год: в Малой Ивановке 141 двор, население — 1360 человек, есть училище.

1882 год: в Малой Ивановке 320 дворов, население — 1878 человек.

1894 год: в Малой Ивановке 361 двор, в том числе 4 общественных: волостное правление, школа, церковная сторожка и дом священника. 69 домов — каменные и глинобитные, остальные — деревянные. 118 домов крыты тёсом, остальные — соломой. Всего жителей — 2239 человек.

Литература

• [ивановская-волость.рф/index/biblioteka/0-14/ Историко-географический словарь Саратовской губернии. Южные уезды: Камышинский и Царицынский] / Сост.: А. Н. Минх; печатан под наблюдением С. А. Щеглова. — Саратов: Типография Губернского земства, 1900. — Т. 1, вып. 2. Лит. Д.-К. (Е-К). Продолжение. — 279-555 с. — (Приложение к Трудам Саратовской Ученой Архивной Комиссии).

Отрывок, характеризующий Малая Ивановка (Волгоградская область)

Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.