Марк Целий Руф
| Марк Целий Руф Marcus Caelius Rufus | |
| Народный трибун 52 до н. э. Претор 48 до н. э. | |
|---|---|
| Рождение: | ок. 88 до н. э. Терамо |
| Смерть: | 48 до н. э. ок. Фурий |
| Отец: | Марк Целий Руф |
Марк Целий Руф (лат. Marcus Caelius Rufus) — древнеримский политик, народный трибун 52 года до н. э. и претор 48 года до н. э.
Родился в богатой семье всадников. По сообщению Плиния Старшего[1], родился 28 мая 82 года до н. э., однако в соответствии с cursus honorum год его рождения относят к более раннему времени.
В начале 50-х несколько раз участвовал в громких судебных процессах — сперва он был обвинителем в делах Гая Антония Гибриды (о вымогательстве — de repetundis) и Луция Кальпурния Бестии (о нарушениях при соискательстве на должность — de ambitu), а затем он сам был привлечён к суду по делу о насилии (de vi). При этом в первом деле крупнейший оратор Марк Туллий Цицерон защищал Антония, а в последнем — Руфа.
Во время своего трибуната в 52 году до н. э. Руф участвовал в попытке спасения от правосудия Тита Анния Милона во время предвыборной кампании, когда Милон имел все шансы быть избранным в консулы на следующий год. При неясных обстоятельствах Милон убил своего давнего политического противника, популярного в народе Публия Клодия Пульхра. Вскоре после убийства Клодия Милон возвратился в Рим, где подкупленный им Руф немедленно привлёк его к суду перед толпой уже подкупленных людей[2]. «Дело изображалось так, что он (Марк Целий Руф) в негодовании ведёт Милона в народное собрание, чтобы немедленно предать его суду»[2]. Милон рассчитывал, что после оправдания на таком суде он не будет привлечён к ответственности нейтральным судом[2]. Однако пока Милон произносил речь в своё оправдание, на форум подтянулись не подкупленные народные трибуны и римляне; последние принесли с собой оружие и прогнали подкупленный народ[2]. Милон и Руф сбежали, переодевшись рабами[2]. Ситуацией воспользовались рабы, которые врывались в дома и грабили их, говоря, что они разыскивают Милона и Целия Руфа[2]. «В течение многих дней Милон служил им предлогом и для поджогов, и для избиений камнями, и для других дел такого же рода»[2]. Вскоре после этого события сенат по предложению Марка Порция Катона отменил выборы консулов и назначен консулом Гнея Помпея sine collega (без коллеги)[3].
В 49 году до н. э. в начавшейся гражданской войне выступил на стороне Цезаря. Во время своей претуры в 48 году до н. э. выступил инициатором отмены долгов[4]. Вскоре поднял мятеж, к которому привлёк и Милона, но был разбит возле Фурий[4].
Руф также известен как один из любовников Лесбии. Кроме того, Веллей Патеркул упоминает Целия среди крупных ораторов своего времени[5]; оратором его называет и Плиний Старший[1].
Напишите отзыв о статье "Марк Целий Руф"
Примечания
- ↑ 1 2 Плиний Старший. Естественная история, VII, 50 (49):текст на [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Roman/Texts/Pliny_the_Elder/home.html латинском]
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Аппиан. Римская история. Гражданские войны, II, 22: текст на [www.perseus.tufts.edu/hopper/text?doc=Perseus:text:1999.01.0231 древнегреческом] и [ancientrome.ru/antlitr/appian/grajd002.htm#22 русском]
- ↑ Аппиан. Римская история. Гражданские войны, II, 23: текст на [www.perseus.tufts.edu/hopper/text?doc=Perseus:text:1999.01.0231 древнегреческом] и [ancientrome.ru/antlitr/appian/grajd002.htm#23 русском]. «Сенат собирался со страхом и взирал на Помпея как на будущего диктатора. Сенаторы полагали, что положение дел требует диктатуры»
- ↑ 1 2 Веллей Патеркул. Римская история, II, 68
- ↑ Веллей Патеркул. Римская история, II, 36
Ссылки
- [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0003.001/679?rgn=full+text;view=image Марк Целий Руф] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.
- [ancientrome.ru/genealogy/person.htm?p=741 Марк Целий Руф] (рус.). — биография на сайте [ancientrome.ru ancientrome.ru].
Отрывок, характеризующий Марк Целий Руф
Князь Николай Андреич знал через m lle Bourienne все слухи, ходившие по городу, и прочел ту записку к княжне Марье, в которой Наташа отказывала своему жениху. Он казался веселее обыкновенного и с большим нетерпением ожидал сына.Чрез несколько дней после отъезда Анатоля, Пьер получил записку от князя Андрея, извещавшего его о своем приезде и просившего Пьера заехать к нему.
Князь Андрей, приехав в Москву, в первую же минуту своего приезда получил от отца записку Наташи к княжне Марье, в которой она отказывала жениху (записку эту похитила у княжны Марьи и передала князю m lle Вourienne) и услышал от отца с прибавлениями рассказы о похищении Наташи.
Князь Андрей приехал вечером накануне. Пьер приехал к нему на другое утро. Пьер ожидал найти князя Андрея почти в том же положении, в котором была и Наташа, и потому он был удивлен, когда, войдя в гостиную, услыхал из кабинета громкий голос князя Андрея, оживленно говорившего что то о какой то петербургской интриге. Старый князь и другой чей то голос изредка перебивали его. Княжна Марья вышла навстречу к Пьеру. Она вздохнула, указывая глазами на дверь, где был князь Андрей, видимо желая выразить свое сочувствие к его горю; но Пьер видел по лицу княжны Марьи, что она была рада и тому, что случилось, и тому, как ее брат принял известие об измене невесты.
– Он сказал, что ожидал этого, – сказала она. – Я знаю, что гордость его не позволит ему выразить своего чувства, но всё таки лучше, гораздо лучше он перенес это, чем я ожидала. Видно, так должно было быть…
– Но неужели совершенно всё кончено? – сказал Пьер.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на него. Она не понимала даже, как можно было об этом спрашивать. Пьер вошел в кабинет. Князь Андрей, весьма изменившийся, очевидно поздоровевший, но с новой, поперечной морщиной между бровей, в штатском платье, стоял против отца и князя Мещерского и горячо спорил, делая энергические жесты. Речь шла о Сперанском, известие о внезапной ссылке и мнимой измене которого только что дошло до Москвы.
– Теперь судят и обвиняют его (Сперанского) все те, которые месяц тому назад восхищались им, – говорил князь Андрей, – и те, которые не в состоянии были понимать его целей. Судить человека в немилости очень легко и взваливать на него все ошибки другого; а я скажу, что ежели что нибудь сделано хорошего в нынешнее царствованье, то всё хорошее сделано им – им одним. – Он остановился, увидав Пьера. Лицо его дрогнуло и тотчас же приняло злое выражение. – И потомство отдаст ему справедливость, – договорил он, и тотчас же обратился к Пьеру.
– Ну ты как? Все толстеешь, – говорил он оживленно, но вновь появившаяся морщина еще глубже вырезалась на его лбу. – Да, я здоров, – отвечал он на вопрос Пьера и усмехнулся. Пьеру ясно было, что усмешка его говорила: «здоров, но здоровье мое никому не нужно». Сказав несколько слов с Пьером об ужасной дороге от границ Польши, о том, как он встретил в Швейцарии людей, знавших Пьера, и о господине Десале, которого он воспитателем для сына привез из за границы, князь Андрей опять с горячностью вмешался в разговор о Сперанском, продолжавшийся между двумя стариками.
– Ежели бы была измена и были бы доказательства его тайных сношений с Наполеоном, то их всенародно объявили бы – с горячностью и поспешностью говорил он. – Я лично не люблю и не любил Сперанского, но я люблю справедливость. – Пьер узнавал теперь в своем друге слишком знакомую ему потребность волноваться и спорить о деле для себя чуждом только для того, чтобы заглушить слишком тяжелые задушевные мысли.
