Гай Антоний Гибрида

Гай Антоний Гибрида Gaius Antonius Hybrida
консул Древнего Рима 63 до н. э.
Рождение:	106 до н. э.(-106)
Смерть:	42 до н. э.(-042)
Отец:	Марк Антоний Оратор

Гай Антоний Гибрида (лат. Gaius Antonius Hybrida) — древнеримский государственный деятель и полководец из рода Антониев, дядя Марка Антония.

Биография

Родился около 106 года до н. э., был вторым сыном Марка Антония Оратора. Во время гражданской войны 83-82 годов до н. э. Луция Корнелия Суллы с его противниками Гай участвует в сулланских проскрипциях, а также в разграблении Греции. Прозвище «Гибрида» получил за особую жестокость в обращении с пленными и за применение пыток (за свою полудикую натуру — так называли плод любви домашней свиньи и дикого кабана.).

Позднее привлекался к суду ограбленными им греками, был исключён из сената цензорами. В 71 году до н. э. был народным трибуном. В 64 году до н. э. Гибрида участвовал в выборах консулов на следующий год вместе с Луцием Сергием Катилиной, Марком Туллием Цицероном, Публием Гальбой, Луцием Кассием Лонгином, Квинтом Корнифицием и Гаем Лицинием. Гибрида упоминается в письме Квинта Цицерона своему брату Марку с советами относительно соискательства как убийца, развратник и банкрот. Несмотря на это, Гибрида стал консулом вместе с Цицероном.

Принимал участие в заговоре Катилины в 63 году до н. э. После бегства Катилины на север принял командование над армией, посланной против Катилины, но в битве с катилинариями при Пистории (62 год до н. э.) участия не принимал. За ограбление провинции Македония был осуждён и сослан. Был возвращён из изгнания Цезарем и в 42 году до н. э. стал цензором.

Семья

От брака с неизвестной у Гая Антония были две дочери:

• Антония Гибрида Старшая, жена Луция Каниния Галла
• Антония Гибрида Младшая, жена своего двоюродного брата Марка Антония

Литература

• Утченко С. Л. «Цицерон и его время», Москва 1986.
• Elimar Klebs: Antonius 19. In: Paulys Realencyclopädie der classischen Altertumswissenschaft (RE). Band I,2, Stuttgart 1894, Sp. 2577—2582.

Отрывок, характеризующий Гай Антоний Гибрида

На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.