Квинт Фульвий Флакк (консул 237 года до н. э.)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
У этого термина существуют и другие значения, см. Квинт Фульвий Флакк.
Квинт Фульвий Флакк
лат. Quintus Fulvius Flaccus
консул Римской республики
237, 224, 212 и 209 годы до н. э.
цензор Римской республики
231 год до н. э.
легат
217 год до н. э.
понтифик
с 216 года до н. э.
претор Римской республики
215 год до н. э.
начальник конницы Римской республики
214 год до н. э.
проконсул
211 год до н. э.
диктатор Римской республики
214 год до н. э.
 
Смерть: III век до н. э.
Род: Фульвии
Отец: Марк Фульвий Флакк
Супруга: Сульпиция
Дети: Квинт Фульвий Флакк, Луций Манлий Ацидин Фульвиан

Квинт Фульвий Флакк (лат. Quintus Fulvius Flaccus; умер после 205 года до н. э.) — римский полководец и государственный деятель из плебейского рода Фульвиев, четырёхкратный консул (в 237, 224, 212 и 209 годах до н. э.), цензор в 231 году до н. э.





Биография

Происхождение

Квинт Фульвий Флакк принадлежал к плебейскому роду Фульвиев, представители которого переехали в Рим из Тускулума в середине IV века или немного позже и впервые достигли консульства в 322 году до н. э.[1]. Он был старшим из трёх сыновей Марка Фульвия Флакка, консула 264 года до н. э., первого носителя когномена Флакк (Flaccus)[2]; его дед носил преномен Квинт, и согласно одной из версий родословной это мог быть плебейский эдил 296 года до н. э.[3].

Младшими братьями Квинта Фульвия были Гней, претор в 212 году до н. э., и Гай, о котором известно только, что он был легатом в 213 году[3].

Начало карьеры

Квинт Фульвий впервые упоминается в источниках в связи с событиями 237 года до н. э., когда он стал консулом совместно с патрицием Луцием Корнелием Лентулом Кавдином[4]. Евтропий относит к событиям этого года приезд в Рим царя Сиракуз Гиерона и войну с лигурами, над которыми был отпразднован триумф[5]. Но в историографии считают[6] более правдоподобной версию Зонары, согласно которой Флакк и Лентул предприняли совместный поход не на лигуров, а на галлов[7].

В 231 году до н. э. Квинт Фульвий стал цензором совместно с патрицием Титом Манлием Торкватом[8]. Правда, вскоре было решено, что избрание прошло с погрешностями, и обоим цензорам пришлось сложить полномочия[9]. В 224 году до н. э. Флакк во второй раз получил консульство, причём его коллегой опять был Тит Манлий Торкват[10]. Годом ранее римляне разгромили галльские племена бойев и инсубров при Теламоне; теперь решено было закрепить эту победу вторжением в земли врага. Флакк и Торкват с армией первыми из римлян перешли реку Пад. Согласно Полибию, «первым же натиском они навели такой ужас на бойев, что те вынуждены были отдать себя под покровительство римлян», а больше во время этой кампании ничего не произошло из-за ливней и чумы[11]. С другой стороны, Орозий упоминает только сражение с инсубрами, в котором, по его данным, погибли 23 тысячи галлов, а ещё 6 тысяч были взяты в плен[12].

Во Второй Пунической войне (217—213 годы до н. э.)

После поражения у Тразименского озера летом 217 года до н. э. Квинт Фульвий в качестве легата привёл к диктатору Квинту Фабию Максиму консульское войско[13]. В 216 году он был принят в коллегию понтификов после смерти Квинта Элия Пета[14], а в 215 году стал городским претором[15]. Флакку пришлось решать нехарактерные для этой должности военные задачи: он организовал оборону побережья с эскадрой из двадцати пяти кораблей[16], укрепил римское присутствие на Сардинии (Квинт Фульвий отправил на этот остров дополнительный легион во главе со своим экс-коллегой Титом Манлием Торкватом)[17], решил проблему снабжения испанской армии, договорившись с частными подрядчиками о поставках в кредит[18]. Флакка переизбрали на эту должность в следующем году и предоставили городскую претуру вне обычного порядка (без жеребьёвки и без предварительных договорённостей между победителями выборов)[19].

В 213 году до н. э., когда оба консула были заняты войной, Квинт Фульвий стал начальником конницы при диктаторе Гае Клавдии Центоне, назначенном для проведения выборов[20]. По результатам голосования среди соискателей консульства победили сам Квинт Фульвий и племянник Центона, Аппий Клавдий Пульхр[21].

Бои за Капую

Поздние годы

Квинт Фульвий умер после 205 года до н. э.[14]

Семья

Квинт Фульвий был женат на Сульпиции. Его сыновьями были Квинт Фульвий Флакк и Луций Манлий Ацидин Фульвиан, ставшие коллегами по консульству 179 года до н. э.

Значение

Напишите отзыв о статье "Квинт Фульвий Флакк (консул 237 года до н. э.)"

Примечания

  1. ↑ Fulvius, 1910, s. 229.
  2. ↑ Fulvius 55, 1910, s. 239.
  3. ↑ 1 2 RE. B.VII, 1. Stuttgart, 1910. S. 231—232.
  4. ↑ Broughton T., 1951, р. 221-222.
  5. ↑ Евтропий, 2001, III, 2, 1.
  6. ↑ Fulvius 59, 1910, s. 243.
  7. ↑ Зонара, 1869, VIII, 18.
  8. ↑ Broughton T., 1951, р. 226.
  9. ↑ Fasti Capitolini, ann. d. 231 до н. э..
  10. ↑ Broughton T., 1951, р. 231.
  11. ↑ Полибий, 2004, II, 31.
  12. ↑ Орозий, 2004, IV, 13, 11.
  13. ↑ Broughton T., 1951, р. 245.
  14. ↑ 1 2 Broughton T., 1951, р. 252.
  15. ↑ Broughton T., 1951, р. 254.
  16. ↑ Родионов Е., 2005, с. 322.
  17. ↑ Тит Ливий, 1994, ХХIII, 34, 11-17.
  18. ↑ Тит Ливий, 1994, ХХIII, 48-49.
  19. ↑ Fulvius 59, 1910, s. 243-244.
  20. ↑ Broughton T., 1951, р. 263.
  21. ↑ Тит Ливий, 1994, ХХV, 2, 3-5.

Литература

  • [quod.lib.umich.edu/m/moa/ACL3129.0002.001/163?rgn=full+text;view=image Квинт Фульвий Флакк (консул 237 года до н. э.)] (англ.). — в Smith's Dictionary of Greek and Roman Biography and Mythology.
 Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе.
Список неработающих ссылок: Евтропий, 2001, Зонара, 1869, Fasti Capitolini, Fulvius, 1910, Fulvius 55, 1910, Fulvius 59, 1910
Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.

Отрывок, характеризующий Квинт Фульвий Флакк (консул 237 года до н. э.)

Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
– Уже неделя, как началась кампания, и вы не сумели защитить Вильну. Вы разрезаны надвое и прогнаны из польских провинций. Ваша армия ропщет…
– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Квинт_Фульвий_Флакк_(консул_237_года_до_н._э.)&oldid=81625535»