Мельница Сан-Суси (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мельница Сан-Суси
Die Mühle von Sanssouci
Режиссёр

Зигфрид Филиппи
Фридрих Цельник

Автор
сценария

Зигфрид Филиппи
Ганс Берендт

В главных
ролях

Отто Гебюр
Лисси Линд
Якоб Тидке
Анита Доррис

Оператор

Фредерик Фугльзанг

Композитор

Вилли Шмидт-Гентнер

Кинокомпания

Deutsche Vereins-Film

Страна

Германия

Язык

немецкий

Год

1926

IMDb

ID 0189784

К:Фильмы 1926 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Мельница Сан-Суси» (нем. Die Mühle von Sanssouci) — немой исторический фильм 1926 года из жизни короля Пруссии Фридриха II, снятый режиссёрами Зигфридом Филиппи и Фридрихом Цельником. Премьера фильма, вошедшего в так называемый «прусский цикл», состоялась 1 февраля 1926 года. Давшая название фильму историческая мельница находится в парке Сан-Суси в Потсдаме.





Сюжет

Действие фильма происходит в 1750 году. Закончилась Силезская война, и в Пруссии царит всеобщая радость по поводу наступившего мира. Король Фридрих вернулся в родные края и мечтает хорошенько отдохнуть в своём любимом дворце Сан-Суси от пережитых тягот и лишений. Архитекторы Фридриха постарались сделать всё возможное, чтобы новая резиденция прусского короля была самим совершенством. Но одно они упустили из виду: в непосредственной близости от роскошного дворца работает мельница. Доставшаяся в наследство мельница была её хозяину дороже всего на свете. С утра до вечера мельница работала, грохоча своими лопастями. Мельник считал себя не менее важной персоной, чем король, ведь не поставляй он хлеб, не победили бы солдаты Фридриха в войне. Но шум от мельницы страшно раздражает короля. Только король погрузится в сон или свои мысли, как грохот и скрип мельницы выводят его из состояния равновесия. В ярости Фридрих приказал мельнику прекратить работу на мельнице или вообще сравнять её с землёй. Но не так-то просто справиться королю с упрямцем-мельником, который настаивает на своём законном праве заниматься своим делом. Мельница ему досталась от предков по наследству, и он передаст её в наследство своим потомкам. Если короля такой расклад не устраивает, то он волен подать на мельника жалобу в суд, а уж суд в Берлине защитит права мельника. Король понимал, что по закону он ничего не добьётся, и приказал мудрым советникам разбиться в лепёшку, но найти выход из ситуации, ведь не может же эта старая мельница портить его чудесный парк.

И действительно, многое в парке прелестно, от зорких глаз не ускользнёт стрела маленького бога любви, а внимательные уши не пропустят его лукавые смешки. Если в южном крыле, на стороне короля, подтянутый лейтенант фон Беренфельс встречается с очаровательной мадемуазель Генриеттой, дочерью придворного ювелира Люстига, то в северном крыле, что рядом с мельницей, несомненно назначил свидание красавице Луизе, дочери мельника, капрал-великан Йобст. Обе пары погружены в переживания. По королевскому декрету лейтенант не может жениться на своей возлюбленной-мещанке, а строгий мельник ни за что не отдаст свою дочурку в жёны королевскому капралу. В аллеях оранжереи, украшенной игривыми амурчиками, прогуливается король собственной персоной в сопровождении синьорины Барберины, восхитительной итальянской танцовщицы, а среди одиноких тисов дремлет Вольтер, французский поэт, купающийся в благосклонности короля, раздражая его генералов. Народ тоже не жалует горбатого французика и однажды, когда Вольтер ехал по Потсдаму в своём забитом книгами экипаже, сыграл бы с ним злую шутку, не вступись за него дочь ювелира Генриетта.

Мельник задумал выдать свою дочь замуж за сына своего друга-трактирщика. Луиза впала в уныние. Помолвку с сыном трактирщика Нидермайером решено отметить в народные гулянья. Генриетта пообещала помочь. Незадолго до официальной церемонии помолвки она является на мельницу и подкупает батрака, чтобы тот запустил мельницу. Генриетта надеется, что мельник сразу поспешит к мельнице, как только услышит посреди ночи её грохот, и помолвку придётся отложить. Но мельник не услышал шума мельницы, её грохот напугал только короля и Вольтера. Разгневанный король приказал арестовать мельника. Его приводят на допрос во дворец, но мельник не может ответить на вопрос, кто запустил мельницу. Старый Фриц угрожает мельнику, что продержит его в заключении, пока тот не сознается. Виновница произошедшего Генриетта, измучившись угрызениями совести, спешит во дворец. По протекции Вольтера, вспомнившего о их первой встрече, Генриетта предстаёт перед королём. Она обещает королю назвать того, кто запустил ночью мельницу, если король согласится оказать ей милость. Король с улыбкой соглашается с таким условием. Генриетта признаётся в содеянном и одновременно предъявляет лейтенанта фон Беренфельса как объекта для милости короля. Король разрешает влюблённым пожениться и заодно даёт согласие на свадьбу капрала Йобста и красавицы Луизы. Тем временем Вильгельмине, маркграфине Байрейтской, удаётся убедить мельника отказаться от мельницы в Потсдаме и построить себе новую в Байрейте. Две счастливые пары покидают дворец, чью тишину больше не нарушит грохот мельницы.

В ролях

Напишите отзыв о статье "Мельница Сан-Суси (фильм)"

Литература

  • Grange, William. Cultural Chronicle of the Weimar Republic. Scarecrow Press, 2008.

Ссылки

  • [www.filmportal.de/film/die-muehle-von-sanssouci_b25726a399894c05a255bc973f4f89fc filmportal.de]

Отрывок, характеризующий Мельница Сан-Суси (фильм)

И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
Рассматривая дела и бумаги своей покойной жены, он к ее памяти не испытывал никакого чувства, кроме жалости в том, что она не знала того счастья, которое он знал теперь. Князь Василий, особенно гордый теперь получением нового места и звезды, представлялся ему трогательным, добрым и жалким стариком.
Пьер часто потом вспоминал это время счастливого безумия. Все суждения, которые он составил себе о людях и обстоятельствах за этот период времени, остались для него навсегда верными. Он не только не отрекался впоследствии от этих взглядов на людей и вещи, но, напротив, в внутренних сомнениях и противуречиях прибегал к тому взгляду, который он имел в это время безумия, и взгляд этот всегда оказывался верен.
«Может быть, – думал он, – я и казался тогда странен и смешон; но я тогда не был так безумен, как казалось. Напротив, я был тогда умнее и проницательнее, чем когда либо, и понимал все, что стоит понимать в жизни, потому что… я был счастлив».
Безумие Пьера состояло в том, что он не дожидался, как прежде, личных причин, которые он называл достоинствами людей, для того чтобы любить их, а любовь переполняла его сердце, и он, беспричинно любя людей, находил несомненные причины, за которые стоило любить их.


С первого того вечера, когда Наташа, после отъезда Пьера, с радостно насмешливой улыбкой сказала княжне Марье, что он точно, ну точно из бани, и сюртучок, и стриженый, с этой минуты что то скрытое и самой ей неизвестное, но непреодолимое проснулось в душе Наташи.
Все: лицо, походка, взгляд, голос – все вдруг изменилось в ней. Неожиданные для нее самой – сила жизни, надежды на счастье всплыли наружу и требовали удовлетворения. С первого вечера Наташа как будто забыла все то, что с ней было. Она с тех пор ни разу не пожаловалась на свое положение, ни одного слова не сказала о прошедшем и не боялась уже делать веселые планы на будущее. Она мало говорила о Пьере, но когда княжна Марья упоминала о нем, давно потухший блеск зажигался в ее глазах и губы морщились странной улыбкой.
Перемена, происшедшая в Наташе, сначала удивила княжну Марью; но когда она поняла ее значение, то перемена эта огорчила ее. «Неужели она так мало любила брата, что так скоро могла забыть его», – думала княжна Марья, когда она одна обдумывала происшедшую перемену. Но когда она была с Наташей, то не сердилась на нее и не упрекала ее. Проснувшаяся сила жизни, охватившая Наташу, была, очевидно, так неудержима, так неожиданна для нее самой, что княжна Марья в присутствии Наташи чувствовала, что она не имела права упрекать ее даже в душе своей.
Наташа с такой полнотой и искренностью вся отдалась новому чувству, что и не пыталась скрывать, что ей было теперь не горестно, а радостно и весело.
Когда, после ночного объяснения с Пьером, княжна Марья вернулась в свою комнату, Наташа встретила ее на пороге.
– Он сказал? Да? Он сказал? – повторила она. И радостное и вместе жалкое, просящее прощения за свою радость, выражение остановилось на лице Наташи.
– Я хотела слушать у двери; но я знала, что ты скажешь мне.
Как ни понятен, как ни трогателен был для княжны Марьи тот взгляд, которым смотрела на нее Наташа; как ни жалко ей было видеть ее волнение; но слова Наташи в первую минуту оскорбили княжну Марью. Она вспомнила о брате, о его любви.
«Но что же делать! она не может иначе», – подумала княжна Марья; и с грустным и несколько строгим лицом передала она Наташе все, что сказал ей Пьер. Услыхав, что он собирается в Петербург, Наташа изумилась.