Метта

Метта (пали मेत्ता mettā) или майтри (санскр. मैत्री maitrī) — любящая доброта, дружелюбие, благожелательность, согласие, дружба, добрая воля, доброта, любовь, симпатия, пребывание «на одной волне», добросердечность, сорадование и активный интерес к другим. Это одна из десяти парамит буддизма тхеравады, и первое из четырёх возвышенных состояний брахмавихара, средство достижения высших состояний в классическом буддизме и в буддизме махаяны. Метта ценится во всех трёх главных религиях Индии.

Взращение метты — популярная форма медитации в буддизме. В тибетской традиции с меттой связана техника тонглен, при которой «выдыхается», «посылается» счастье и «вдыхается», «принимается» страдание. Кроме того, тибетцы могут созерцать парамиты в ходе медитации. Существует практика достижения метты под названием метта бхавана.

Метта упоминается как ценность в Дхармашастрах и в тексте Махабхараты, входит в список основных добродетелей в Законах Ману (упоминается как третья после изучения Веды и скромности добродетель, поставлена перед вниманием), метта названа первым из средств очищения сердца в Йога-сутрах, первое в списке Таттвартхадхигама-сутры Умасвати упражнений, полезных для души, средство очищения сердца из текстов поучений Будды, приносящий пунью добродетельный акт, согласно текстам Палийского канона.

В Висуддхимагге Буддхагхоши (V в.), метта определена следующим образом: «Подобно тому как я желаю себе благополучия и люблю себя, так же обстоит дело и с другими, потому пусть они будут счастливы».

Ссылки

• [dhamma.ru/canon/kn/snp/snp1-8.htm Сутта Нипата 1.8 Карания метта сутта] (русский и пали). Проверено 30 октября 2010. [www.webcitation.org/5wZs4N1MD Архивировано из первоисточника 18 февраля 2011].
• [www.theosophy.ru/sutra/mettasut.htm МЕТТА СУТРА Слова Будды о Любящей Доброте] (рус.). Проверено 30 октября 2010. [www.webcitation.org/5wZs5DObZ Архивировано из первоисточника 18 февраля 2011].

Отрывок, характеризующий Метта

– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.