Мефодий (Филимонович)

Епископ Мефодий (в миру Максим Филимонович или Филимонов) — епископ Русской православной церкви, протопоп Нежинский, епископ Мстиславский и Оршанский, местоблюститель Киевской митрополии.

Биография

Родился на Украине. Служил в Нежине в сане протоиерея. Активно участвовал во всех событиях церковной и политической жизни.

5 мая 1661 года был вызван в Москву и хиротонисан местоблюстителем Московского патриаршего престола Питиримом, во епископа Мстиславского и отправлен в Малороссию в звании местоблюстителя Киевской митрополии. Однако всего через три месяца на эту же Мстиславскую кафедру Киевский митрополит Дионисий Балабан поставил Виленского архимандрита Иосифа Нелюбовича-Тукальского, которому с этих пор суждено было стать постоянным противником епископа Мефодия.

В 1663 году на Киевскую кафедру был избран митрополит Иосиф Нелюбович-Тукальский. Новый митрополит не устраивал ни украинскую власть в лице гетмана Правобережной Украины Павла Тетери (1663—1665), ни польские власти, ни, по-видимому, духовенство Правобережной Украины. Более того, поляки арестовали Тукальского и держали его в заключении два года.

В марте 1668 года Константинопольский патриарх выдал грамоту, чтобы «никто другой, кроме архиепископа Иосифа Тукальского, Киевским митрополитом и архиереем под клятвенным преданием не назывался». Но реальную власть над Киевом и Левобережной Украиной митрополит Иосиф не получил.

В это же время местоблюститель Киевской митрополии епископ Мефодий добивался у московских властей утверждения его в действительном звании, но безуспешно. Тогда он повел опасную и хитрую игру. Мефодий обвинил перед Москвой всех сколько-нибудь значимых церковных деятелей Украинской Церкви в верности не ему, а Тукальскому, то есть, «врагу России». Среди обвиненных Мефодием был и свт. Феодосий (Полоницкий-Углицкий).

Но затем, узнав о том, что гетман Иван Брюховецкий (1663—1668) желает, чтобы Киевским митрополитом был назначен кто-нибудь из московских святителей, Мефодий резко изменил своё отношение к киевским игуменам и поддержал составление челобитных царю о избрании митрополита «по старине». Среди подписантов был и игумен Феодосий (Полоницкий-Углицкий). За это осенью 1665 года он был обвинен гетманом Брюховецким в том, что он поддерживает отношения с Выдубицким игуменом Феодосием Углицким, врагом царя.

В то время в Малороссии шла борьба за власть между гетманами. Еп. Мефодию невольно пришлось быть в центре этой борьбы, так как он защищал интересы Московского государства и принял сторону гетмана Брюховецкого, который силой захватил власть в свои руки. Но последний также не остался верен Москве, а склонился на сторону Польши. Впоследствии Брюховецкий был убит приверженцами гетмана Дорошенко. Петр Дорошенко являлся сторонником митр. Иосифа.

Еп. Мефодий был схвачен в своем поместье около Чернигова, запрещён митрополитом Иосифом (Нелюбович-Тукальским) и сослан в монастырь города Умани.

Отсюда он бежал в Киев, а из Киева московскими воеводами был отправлен в Москву. Всеобщая амнистия малороссиянам, данная после бунта Брюховецкого, сказалась и на судьбе Мефодия — он не был лишен епископского сана, а только помещен на жительство в Московский Новоспасский монастырь, где и скончался.

Интересно, что в своей грамоте свт. Феодосий (Полоницкий-Углицкий) покойного епископа Мефодия именовал человеком «блаженной памяти», «святой памяти».

Ссылки

• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Морозов Ол. Ніжинський протопоп Максим Филимонович. — Ніжин: 2000 р. — 148 с.

Отрывок, характеризующий Мефодий (Филимонович)

Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..