Миракль

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Мира́кль (фр. miracle, от лат. miraculum — чудо) — средневековые мистерии, сюжетом которых было чудо или житие святого, или чудо Богородицы.

Миракли произошли из гимнов в честь святых и из чтения их житий в церкви. Латинские миракли большей частью сочинялись (в рифмованных стихах) и разыгрывались студентами и молодыми клириками накануне праздника святому. Есть ряд таких мираклей, где главным действующим лицом является Святой Николай Чудотворец, и четыре из них приписываются Гиларию, ученику Абеляра (XII век); в некоторых встречаются припевы по-французски.

От начала XIII века есть французский стихотворный миракль — «Игра о святом Николае», автор которого, Жан Бодель из Арраса, в основу своей драмы положил известную легенду о том, как «варвар» доверил своё сокровище Святому Николаю, и когда это сокровище было похищено ворами, святой заставил их угрозами возвратить похищенное. Бодель предпослал своей пьесе пролог, где сказано, что она даётся накануне Николина дня. Саму легенду значительно распространил и видоизменил: в его игре изображается битва крестоносцев с мусульманами и победа последних. Неизвестный «варвар» обратился в сарацинского короля, который после возвращения сокровища принимает христианство вместе с своим войском. Наиболее творчески автор проявил себя в изображении воров, которые бранятся и кутят, как аррасские жулики. На этом древнейшем примере видно, что миракли давали бо́льшую свободу творчеству и изображению реальной действительности, нежели другие роды средневековой драмы, и именно из них при благоприятных условиях могла бы развиться новая художественная драма.

В Англию миракли перешли вместе с нормандским завоеванием. Известно документально (от Матвея Парижского), что в начале XII в. в Донстепле, в Бедфордшире, давался миракль о Святой Екатерине, написанный учёным нормандцем Гофреем (или Жофруа), который позднее стал аббатом в монастыре Св. Альбана. В конце XII в. Фиц-Стефен, биограф Фомы Бекета, говорит о представлении мираклей, из которых он, по-видимому, выделяет драматическое изображение целых житий мучеников. Именно в Англии, где средневековая драма раньше всего сблизилась с жизнью, миракли были в таком ходу, что Miracle-Plays сделалось общим названием для духовной драмы. Жалобы Вильяма Вадингтона (Wilham de Wadington), в его «Руководстве о грехах», на то, что в этих представлениях больше скандала, чем поучения, указывают на силу реального элемента в миракле конца XIII в., даже разыгрываемых клириками.

Во Франции в XIII в. по городам основываются братства под названием puys (puy — от podium), устраивающие поэтические состязания для прославления Богородицы и святых. В XIV в. братства сочиняют и разыгрывают миракли о Богоматери. Древнейший из них — «Миракль о Теофиле» Рютбёфа. Кроме того до нас дошел сборник из 42 текстов, относящихся ко второй половине XIV века. Некоторые из них явно почерпнуты из повестей Готье де Куэнси.

Из мираклей, принадлежащих по сюжетам к другим циклам, наиболее известны «Варлаам, Иосафат и король Авенир», обработанный по «Золотой Легенде» (21 действующее лицо, около 1700 стихов), и «Роберт Дьявол» (47 действующих лиц, около 2000 стихов), сюжет которого взят из весьма распространённого романа XIII в.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Напишите отзыв о статье "Миракль"



Литература

  • Дживелегов А., Бояджиев Г. История западно-европейского театра. М., 1991

Отрывок, характеризующий Миракль

Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.