Мистерии

Мисте́рии (от греч. μυστήριον, «таинство, тайное священнодействие») — богослужение, совокупность тайных культовых мероприятий, посвящённых божествам, к участию в которых допускались лишь посвящённые. Зачастую представляли собой театрализованные представления. В то же время, отношение к мистериям только как к части культа должно быть уточнено тем, что ни один из посвященных древних авторов-мистов ни под каким видом не пролил свет на то, что там происходило. Это касается не только ранних авторов Гесиода, Геродота или Фукидида, но и поздних Плутарха и Павсания, которые были связаны не только клятвами, но несомненно чем-то более серьезным и страшным.

Историческая справка

Мистерии Древней Греции представляют оригинальный эпизод в истории религий и во многих отношениях до сих пор являются загадками. Сами древние придавали громадное значение мистериям: лишь посвящённые в них, по словам Платона, блаженствуют после смерти, а по утверждению Цицерона, — мистерии учили и жить хорошо, и умирать с благими надеждами. Установление их восходит ко временам отдалённой древности; в исторические времена, особенно с VI века до н. э., их число всё более и более увеличивалось; в конце IV века до н. э. не быть посвящённым в какие-нибудь мистерии являлось признаком неверия или индифферентизма.

Отдельные виды мистерий, называвшиеся «праздниками посвящения» (греч. τελεταί όργια) у греков, инициациями (лат. initiatio) у римлян, указывают на присутствие в мистериях высшего религиозного знания и обновления через него (τελετή, initium), а также сильной возбуждённости или экстаза (греч. ὄργια). Очищения, искупительные жертвы и отчасти покаяние в грехах, с одной стороны; процессии, песни, танцы, различные иные проявления экстаза — с другой, составляли существенное содержание мистерий. Сюда присоединяется элемент символизма и аллегории, получающий выражение в «действиях» (греч. δρώμενα) и «словах» (греч. λεγόμενα) мистерий, под которыми подразумевался богослужебный ритуал мистерий, с его зрелищами, песнопениями, музыкой и оркестикой. Самое проникновение в мистериях для участников в них было постепенное «посвящение»; обыкновенно различались две степени — предварительное посвящение, делавшее участника мистом (греч. μύστις), и окончательное созерцание мистерий (греч. έποπτεία), делавшее его эпоптом («созерцающим»). Лишь последний мог сделаться мистагогом (греч. μυστᾰγωγός), т. е. быть руководителем других в мистериях. Учение, проводившееся в мистериях, было, по-видимому, более одухотворённым и отчасти спекулятивным, в сравнении с народной верой; оно не проповедовалось догматически, но проводилось в сознание участников мистерий путём различных зрелищ и драматических действий.

Строгая тайна вменялась в обязанность участникам мистерий. Уважение к мистериям было так велико, что в то время как обыкновенные мифы могли безнаказанно подвергаться пародиям в комедиях и т. п., относительно мистерий такие поступки считались кощунством, влекущим за собой тяжкие наказания (ср. Алкивиад). Мистерии были или государственные, происходившие согласно государственным установлениям (например, Элевсинские), или дозволенные исключительно для лиц одного пола (дионисии, тесмофории), или, наконец, незаконные, иногда даже преследуемые (таковы были орфические мистерии, мистерии Котито, Митры, Кибелы и др.).

Важнейшие мистерии

Элевсинские мистерии

Совершались ежегодно в честь Деметры (богиня плодородия и земледелия) и Коры (Персефоны — богини плодородия и царства мёртвых), в Элевсине; местом происхождения их считают Древний Египет; в Греции они были известны ещё в доисторические времена. Главное содержание их — миф о похищении Персефоны. Наиболее важные литургические функции предоставлялись древним афинским родам Эвмолпидов и Кириков (см. Евмолп). Важнейшими лицами при мистериях были иерофант и иерофантида, посвящавшие желающих в мистерии, дадух или факелоносец и дадухуза, иерокерак, произносивший при богослужении молитвы и формулы, и др.

Посвящаться могли все эллины, без различия общественного положения, пола, племени или государства, позже доступ получили и римляне. Лица порочные и преступники не могли быть посвящены. Желающий посвятиться брал в руководители мистагога из афинских граждан и допускался к малым мистериям, затем уже к великим; между этими двумя посвящениями существовал промежуток не менее года. Посвящаемые совершали жертвоприношения и затем вступали в храм, где в глубоком мраке ночи совершали переходы из одной части святилища в другую; по временам разливался ослепительный свет и раздавались страшные звуки. Эти эффекты производились различного рода техническими приспособлениями, но тем не менее производили подавляющее впечатление. Страшные сцены сменялись светлыми, успокоительными: открывались двери, за которыми стояли статуи и жертвенники; при ярком свете факелов посвящаемым представлялись украшенные роскошными одеждами изображения богов. С Элевсинскими мистериями были соединены афинские малые и великие мистерии. Первые состояли, главным образом, в очищении водой Илисса; в состав вторых входили торжественные процессии в Элевсине, очищения морской водой, мистические обряды в храме Деметры в присутствии одних лишь посвященных, и состязания. Драматические представления воспроизводили перед мистами весь миф о Деметре; при этом им показывались священные предметы, скрытые от посторонних глаз, и раскрывались тайны (греч. τά άπόρρητα, «запретные»), то есть, вероятно, священные предания и мифы, неизвестные народу. В I веке н. э. римский император Нерон, объявивший себя божеством при жизни, пытался пройти посвящение, однако ему неоднократно было в этом отказано.

Самофракийские мистерии

Связаны были с культом кабиров. Здесь был особый жрец, очищавший убийц; от посвящаемых требовался род исповедания грехов. Эти мистерии, по верованию древних, предохраняли от опасностей, особенно на море.

Критские мистерии

Мистерии Зевса и куретов основаны были на мифе о воспитании Зевса на Крите у куретов. Они были открыты для всех.

Орфические мистерии

Являлись собраниями замкнутого общества последователей учения, приписывавшегося Орфею. На посвящённых налагались различные аскетические обязанности. Орфические мистерии были связаны с мифами о Дионисе.

Последние послужили исходным пунктом и для ряда других мистически-оргиастических празднеств, из которых особенно выдаются вакханалии. Схожи по характеру празднества в честь Котито, Кибелы и др.

Исследования

До начала XIX века учёные видели в мистериях эзотерическое религиозное учение, отличное от народной веры и передававшееся из века в век среди жрецов. Но известное сочинение Chr. A. Lobeck’а («Aglaophamus sive de theologiae mysticae Graecorum causis», Кенигсберг, 1829) доказало связь мистерий с обычным культом богов у древних греков. Русский учёный Н. И. Новосадский пришёл к заключению, что в Элевсинских мистериях проводилось особое учение, освещавшее те запросы мысли древнего эллина, на которые не давала решения общая, всем открытая народная эллинская религия.

См. также

• Вакханалии
• Дионис
• Экстаз
• Мистерия

Литература

• Petersen, «Der geheime Gottesdienst bei den Griechen» (Гамбург, 1848);
• Haupt, «De mysteriorum Graecorum causis et rationibus» (1853);
• Rinck, «Ueber die ethische Bedeutung der griechischen Mysterien» («Verhandl. d. Basl. Phil. Vers.», 1847), Du Prel, «Die Mystik d. alten Griechen» (1888);
• I. Preller, «Demeter u. Persephone» (1837);
• H. И. Новосадский, «Елевсинские мистерии» (СПб., 1887);
• Новосадский Н. И. «Культ Кавиров в древней Греции» (Варшава, 1891);
• A. Nebe, «De mysteriorum E leusiniorum tempore et administratione publica» (1886);
• E. Rohde, «Psyche» (1890—93);
• Virgili A., Culti Misterici ed orientali a Pompei (Roma, 2008);
• Rubensohn, «Die Mysterienheiligthümer in Eleusis und Samothrake» (1892);
• Aurich, «Das antike Mysterienwesen in seinem Einfluss auf das Christentum» (1894).
• Овсянико-Куликовский Д. Н., «Опыт изучения вакхических культов индоевропейской древности в связи с ролью экстаза на ранних ступенях развития общественности». Одесса, 1883.

Ссылки

• Мистерии, у древних греков // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [lomonosov-msu.ru/archive/Lomonosov_2010/History/Тесле.pdf Тесле К.С. Самофракийские мистерии в свете античной традиции]
• [lomonosov-msu.ru/archive/Lomonosov_2011/1252/17091_a8a4.pdf Тесле К.С. Самофракийские мистерии: пол, возраст, социальный статус участников]

Отрывок, характеризующий Мистерии

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.