Московское училище ордена Святой Екатерины

Московское училище ордена св. Екатерины, также Московский Екатерининский институт благородных девиц, — одно из первых женских учебных заведений в России.

Исторические сведения

Московский Екатерининский институт благородных девиц основан в 1802 году по инициативе императрицы Марии Фёдоровны, матери правившего тогда императора Александра I, с 1796 года начальствовавшей над Воспитательным обществом благородных девиц.

Учебная программа включала: русскую словесность, Закон Божий, французский и немецкий языки, арифметику, географию, историю общую и естественную, физику. Кроме того преподавались музыка, рисование, рукоделие. Серьёзное внимание уделялось самостоятельному творчеству учащихся. Режим дня был строг и насыщен. Ученицы вставали в 6 часов утра и, с перерывами, занимались до 8 часов вечера.

По первоначальному уставу Екатерининское училище принимало на обучение барышень из малообеспеченных дворянских семей, однако уже в 1804 году при нём создали мещанское отделение для девиц прочих сословий. Институтский курс разделялся на два класса, меньший и старший; в каждом ученицы должны были пробыть по три года; в классах было по три отделения: 1-е, 2-е и 3-е — в старшем, 4-е, 5-е и 6-е — в меньшем.

Мещанское отделение просуществовало до 1842 года, когда его выделили в самостоятельное Мещанское училище, на основе которого, в свою очередь, в 1891 году открыли Александровский женский институт, размещавшейся на Новой Божедомке. Оба московских женских института, Екатерининский и Александровский, к 1917 году принадлежали Ведомству учреждений Императрицы Марии. 4 марта 1917 года Ведомство было упразднено, его учреждения были подчинены Министерству народного просвещения, а Канцелярия ведомства переименована в Управление Мариинскими благотворительными и учебными заведениями. 12 мая 1917 года Ведомство было включено в состав Министерства государственного призрения. 12 декабря 1917 года все учреждения бывшего Ведомства по управлению детскими приютами были упразднены, и 23 февраля 1918 года переданы в ведение Народного комиссариата просвещения.

История здания

Здание, в котором разместили Екатерининский институт, первоначально принадлежало графу Салтыкову, который построил себе «загородный двор» с палатами и регулярным парком. В 1777 году имущество это взяли в казну, и открыли здесь Инвалидный дом для офицеров и солдат с домовой церковью. К открытию училища дом перестроил архитектор Доменико Жилярди. Во время пожара 1812 года здание было повреждено, и в 1826—1827 годах Д. Жилярди и А. Г. Григорьев реконструировали его в формах позднего классицизма Перед зданием в 1818 году разбили площадь, получившую по институту название Екатерининской (ныне Суворовская); за ним устроили Екатерининский парк с прудом.

В 1830 году, 14 сентября, митрополит Филарет освятил Екатерининскую церковь, размещённую в левом, западном крыле здания.

С 1928 года (1925 — у Сытина) в здании разместился Центральный дом Красной Армии (ныне Центральный дом Российской Армии).

Начальницы училища

• 1802 – 1807: Брейткопф, Анна Ивановна
• 1826 – 1852: Певцова Софья Карловна
• 1852 – 1867: Дейер (Деер) (урожд. Голенищева-Кутузова) Анастасия Александровна
• 1867 – 1883: Мингалёва Любовь Сергеевна
• 1883 – 1892: Нейдгардт Варвара Александровна
• 1892 – после 1907^{[уточнить]} : Краевская Ольга Степановна.

• Anna Breitkopf.jpg

  А. И. Брейткопф

• PevnovaModerakh.jpg

  С. К. Певцова

• A. A .Deyer.jpg

  А. А. Дейер

• Mingaleva.jpg

  Л. С. Мингалёва

• V. Neidhardt.jpg

  В. А. Нейдгардт

• O. S. Kraevskay.jpg

  О. С. Краевская

В художественной литературе

Именно сюда приезжали со Знаменки на бал юнкера Александровского училища в повести А. И. Куприна «Юнкера»:

Дрозд начинает читать, мучительно растягивая свои яти:

- По распоряжению начальника училища сегодня наряжены на бал, имеющий быть в Екатерининском женском институте, двадцать четыре юнкера, по шести от каждой роты. От четвертой роты поедут юнкера:

Он делает небольшим молчанием двоеточие, совсем маленькое, всего в полторы секунды, но в этот короткий промежуток сотни тревожных мыслей пробегают в голове Александрова…

— Глава XVI. Дрозд.

Источники

• Московское училище ордена Св. Екатерины 1803-1903 гг.: Исторический очерк. Составлен по поручению Совета Училища Комиссией преподавателей под общей редакцией инспектора классов В.А.Вагнера. М., [печатня А.Снегиревой], 1903. VIII, [4], 560 с.; 3 л. портретов.
• Половцова Е. А. Екатерининский институт полвека назад. (Из воспоминаний бабушки). М.: Унив. тип., 1900. 50 с.
• Энгельгардт А. Н. Очерки институтской жизни былого времени. (Из воспоминаний институтки).- «Заря», 1870, № 8, С. 107—149; № 9,. С 3—65. Под псевдонимом — Вельская А. (см. [www.srcc.msu.su/uni-persona/site/research/zajonchk/tom2_2/V2P23059.htm список] и [catherine-catty.livejournal.com/116556.html цитаты])
• Ведомство учреждений императрицы Марии: Краткий исторический очерк… СПб.: 1912.

Ссылки

• Хвощинская-Зайончковская С. Д. [www.diary.ru/~charskaya/p145376468.htm?oam#more1 Воспоминания институтской жизни] (2011). Проверено 5 января 2012. [www.webcitation.org/67LJvvICI Архивировано из первоисточника 2 мая 2012].
• [encblago.lfond.spb.ru/showObject.do?object=2815934832 Ведомство учреждений императрицы Марии//Энциклопедия благотворительности. Санкт-Петербург]
• Завадовский П., Каменева, Рогова Л., [memoirs.ru/texts/ZavodSI_RS75_14_12.htm Стихи институток и отзыв гр. Завадовского. 1807 г. На кончину кн. Александра Михайловича Голицына] / Сообщ. П.И. Саваитов // Русская старина, 1875. – Т. 14. - № 12. – С. 748-749.
• [nastroenie.tvc.ru/nvideo.aspx?faid=f3049f4f-7f1a-4caa-a605-fa8a078a9fce&fn=0&aid=4344d9ae-ccf3-42dc-a259-96e6592ec7b7&date=15.01.2013 Видео сюжет о московском Институте благородном девиц на канале ТВЦ]

Отрывок, характеризующий Московское училище ордена Святой Екатерины

Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.