Мюллер, Фридрих (лингвист)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Мюллер, Фридрих
нем. Friedrich Müller
Дата рождения:

6 марта 1834(1834-03-06)

Место рождения:

Йемнице

Дата смерти:

25 мая 1898(1898-05-25) (64 года)

Место смерти:

Вена

Научная сфера:

лингвистика, этнография

Место работы:

Венский университет

Учёное звание:

профессор

Альма-матер:

Гёттингенский университет

Известен как:

один из самых больших авторитетов лингвистики и этнографии своего времени

Фри́дрих Мю́ллер (нем. Friedrich Müller) (6 марта 1834 — 25 мая 1898) — австрийский лингвист; один из первых арменистов и иранистов Европы.



Биография

Родился в 1834 году в Йемнице. Учился в Гёттингенском и Венском (1853—1857) университетах. С 1858 по 1866 год был библиотекарем Венского университета, в котором в 1860 году был утверждён доцентом; затем стал в нём экстраординарным и ординарным (1869) профессором сравнительного языкознания и санскрита. Занимался исследованием лингвистической этнографии.

В 1876 году он ввёл в широкое употребление термин «семито-хамитские языки» (впервые идею о существовании такой языковой общности выдвинул К. Лепсиус в 1860-е гг.) и предложил первый вариант деления этих языков на основные группы[1][2].

Его главные труды: «Лингвистический отдел» и «Этнографический отдел» в «Reise der oesterreichisch en Fregatte Novara» (Вена, 1867 и 1868),

Напишите отзыв о статье "Мюллер, Фридрих (лингвист)"

Примечания

  1. Сравнительно-историческое изучение языков разных семей. Задачи и перспективы. — М.: Наука, 1982. — С. 234. — 343 с.
  2. Lipiński E. [books.google.ru/books?id=IiXVqyEkPKcC&pg=PA50&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false Semitic Languages: Outline of a Comparative Grammar. 2nd ed]. — Leuven: Peeters Publishers, 2001. — 780 p. — ISBN 90-429-0815-7. — P. 21.

Источники

Отрывок, характеризующий Мюллер, Фридрих (лингвист)

– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.