Наша страна (газета, Аргентина)

«Наша страна»

Шапка сайта газеты
Тип	Еженедельная газета, подписная
Издатель	Лидия де Кадия
Редактор	Н. Л. Казанцев
Основана	18 сентября 1948
Политическая принадлежность	монархизм, антикоммунизм, антисоветизм
Главный офис	Буэнос-Айрес, Аргентина
Тираж	2500 экз. к 1950 году
Сайт: [nashastrana.net/ Сайт газеты]

К:Печатные издания, возникшие в 1948 году

«Наша страна» — русская монархическая эмигрантская газета, основанная И. Л. Солоневичем в Аргентине (Буэнос-Айрес) 1948 году. Выходит по настоящее время.

История

Газета «Наша страна» была создана Иваном Солоневичем, переехавшим после войны в Аргентину, как орган «Российского народно-монархического движения». Первый номер газеты вышел 18 сентября 1948 года. Газета выходила раз в месяц, продавалась в двух киосках Буэнос-Айреса и рассылалась по сохранившимся адресам подписчиков «Голоса России» — первой газеты Солоневича. Своей целью Солоневич ставил пропаганду национально-государственной идеологии, идей «народной монархии» среди эмиграции. Почти все материалы газеты были посвящены России и связанным с ней темам, публикации на аргентинскую тематику появлялись редко. В 1949 года при газете было создано издательство «Наша страна», опубликовавшее более 50 книг и брошюр. Большое содействие налаживанию выпуска и распространения газеты оказал Всеволод Левашов-Дубровский, вместе с женой, урожденной Киреевой, переехавший в Аргентину. После высылки Солоневича из Аргентины в 1950 году он возглавил газету.

После выхода 60 номеров газета стала еженедельной. В газете печатались такие авторы, как Борис Башилов (слова которого: «После падения большевизма только Царь спасёт Россию от нового партийного рабства» стали лозунгом газеты), Михаил Спасовский, Николай Потоцкий, Михаил Зызыкин, Борис Ширяев, Николай Былов, Григорий Месняев, Сергей Войцеховский, Владимир Рудинский (Д. Ф. Петров), Борис Хольмстон-Смысловский, Евгений Месснер.

После смерти самого Дубровского в 1966 году продолжила издание газеты его вдова, Татьяна Владимировна, в 1967 году поручившая редактирование Николаю Казанцеву. В период, когда газета выходила под редакторством Дубровских, она являлась органом Общероссийского монархического фронта. После смерти Татьяны Дубровской в 1982 году издателем стал её брат Михаил Киреев, редактором оставался Николай Казанцев. Он является её редактором и по сей день. Газета стоит на позициях непримиримого антисоветизма, антикоммунизма, монархизма и героизации русского коллаборационизма во Второй мировой войне.

В 1950—1980-х годах среди сотрудников и авторов газеты были Игорь Андрушкевич, Олег Бартенев, В. Ф. Вальдемарс, С. Л. Войцеховский, генерал Борис Хольмстон-Смысловский, Б. К. Ганусовский, Людмила Келер, Николай Кремнев, Анатолий Макриди-Стенрос (А. Ламберт), Алексей Ростов, Борис Ряснянский, Юрий Слёзкин, Евгений Фест, Игорь Шмитов, протодиакон Герман Иванов-Тринадцатый.

После падения СССР редакция не признала легитимной современную власть Российской Федерации. Вместе с тем, Николай Казанцев активно привлекал к сотрудничеству авторов из бывшего СССР. После кончины в январе 2009 года М. В. Киреева, издателем газеты является Лидия де Кандия.

С самого начала газета отличалась критической позицией по отношению Московскому Патриархату. В 1990-е и особенно 2000-е годы, после начала диалога между Московским Патриархатом и РПЦЗ, в издании публиковались многочисленные статьи критиков подобного сближения как из РПЦЗ, так и из различных неканонических юрисдикций. Подписание Акта о каноническом общении было встречено в штыки, а те кто принял «Акт», по мнению Николая Казанцева, ушли в «сергианско-экуменический раскол». Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев), в ходе подготовки к дням Русской культуры в странах Южной Америке сказал, что данная газета ставит своей задачей создание негативного образа современной России и Русской Церкви: «Если посмотреть на ареал распространения этой газеты, оказывается, что он охватывает все русские приходы. Получается, что у людей нет другого источника информации о России. Поэтому когда мы удивляемся, почему тот или иной приход до сих пор не воссоединился с Московским Патриархатом, нужно иметь в виду, что члены этой общины сформировали своё мнение о Русской Церкви, черпая информацию только из этого единственного и весьма тенденциозного источника».

Главные редакторы

• Иван Солоневич (1948—1950)
• Всеволод Левашов-Дубровский (1950—1966)
• Татьяна Дубровская (1967—1993)
• Николай Казанцев (1993—1994)
• редколлегия (1994—1999)
• Николай Казанцев (с 1999)

Литература

• Никандров Н. Иван Солоневич: народный монархист / Под ред. В. Г. Манягина. — М.: Алгоритм, 2007. — 672 с. — (Властители дум). — ISBN 978-5-9265-0442-9.
• [rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=6071&abc=1 Наша страна] // Святая Русь. Энциклопедия Русского Народа. Русский патриотизм. Гл. ред., сост. О. А. Платонов, сост. А. Д. Степанов. — М.: 2003

Ссылки

• nashastrana.net/archive/ архив номеров газеты 1948—2016

Отрывок, характеризующий Наша страна (газета, Аргентина)

Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.

В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.


Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.