Непенф
Поделись знанием:
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».
В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
Непенф, непент, непента, непентес (греч. νηπενθές, от «πένθος» — грусть и отрицательной приставки «νη-» — не) — зелье, трава забвения, в древнегреческой мифологии и литературе — происходящее из Египта лекарство от грусти, своего рода антидепрессант, средство, чтобы забыть неприятности.
В 1787 году в честь этого мифического снадобья получил своё название тропический цветок непентес (Nepenthes).
Содержание
В «Одиссее»
Термин (исчезнувший в русском переводе) впервые упоминается в «Одиссее» (IV, 220: греч. εἰς οἶνον βάλε φάρμακον, ἔνθεν ἔπινον, νηπενθές τ᾽ ἄχολόν τε, κακῶν ἐπίληθον ἁπάντων), в сцене, когда разыскивающий отца Телемах приезжает ко двору Менелая, и супруга царя Елена Прекрасная пытается им избавить гостя от грустных дум:
220 Снадобье бросила быстро в вино им, которое пили,
Тонут в нём горе и гнев и приходит забвение бедствий.
Если бы кто его выпил, с вином намешавши в кратере,
Целый день напролёт со щеки не сронил бы слезинки,
Если бы даже с отцом или с матерью смерть приключилась,
225 Если бы прямо пред ним или брата, иль милого сына
Острою медью убили и он бы всё видел глазами.
Некогда было то средство целебное с действием верным
Дочери Зевса дано Полидамной, супругою Фона,
В дальнем Египте, где множество всяческих трав порождает
230 Тучная почва — немало целебных, немало и вредных[1].
Некоторые учёные предполагают, что «непенф» может быть обозначением опиума, например, лауданума. По другой версии, это — египетская настойка полыни (предтеча абсента).
Плиний Старший (21.5.I2) также упоминает непенф, сравнивая его действие с действием растения елениум, которое выросло из слёз Елены (предположительно тимьян)[2].
В культуре
Слово Nepenthe, из Гомера органично вошедшее в английскую и французскую литературу, не стало частью русского языка и поэтому отечественные переводчики, переводя его на русский, обычно сталкиваются с большими трудностями и пытаются заменить его какими-либо аналогами, теряя при этом заложенный автором смысл.
Упоминания в литературе
- поэзия:
- Эдмунд Спенсер, «Королева фей» (Кн. 4, песнь 3, ст. 43): Nepenthe is a drinck of souerayne grace.
- Джордж Чапмен, «Ovid’s Banquet of Sense» (10,1): Sacred Nepenthe, purgatiue of care.
- Джон Мильтон, «Комус» (675-8): Not that Nepenthes which the wife of Thone/In Egypt gave to Jove-born Helena /Is of such power to stir up joy as this.
- Александр Поуп, «Опыт о человеке»: Lulled with the sweet nepenthe of a court.
- Эдгар Алан По, Ворон: Quaff, oh quaff this kind nepenthe, and forget this lost Lenore! Практически ни в одном из множества переводов на русский термин не присутствует, заменяясь на что-то вроде «сладкое забвенье», «сладкий отдых», «дар забвенья»[3], кроме следующих: М. Зенкевич использует слово «непентес» (1946), В. Бетаки (1972) употребляет вариант «Бальзам Забвенья», Павел Лыжин — «тимьян небесный» (1952).
- Перси Шелли, «Триумф жизни» (358—359) :In her right hand she bore a crystal glass/ Mantling with bright Nepenthe.
- Шарль Бодлер, «Лета»: Je sucerai, pour noyer ma rancoeur, Le népenthès et la bonne ciguë. C. Рубанович перевел это как «И, чтобы смыть всю горечь без следа, Вберу я яд цикуты благосклонной»[4].
- Костас Кариотакис назвал так сборник стихотворений (1921).
- Алистер Кроули, лимерик: My name it is Aleister Crowley/ A master of Magick unholy/ Of philtres and pentacles/ Covens, conventicles/ Of basil, nepenthe, and moly. Также он в описании карты таро «Звезда» пишет о жидкости, которую льют из чаши собирательно: «Эта жидкость есть Амрита индийских философов, Непента и Амброзия греков, Алкагест и Универсальное Лекарство алхимиков, Кровь Грааля или, скорее, нектар, родивший эту кровь»[5].
- в русской поэзии:
- Каролина Павлова, «Слепой (Шенье)»: Потом он лил бойцам с вином непенф целебный, / Готовил лотоса напиток им волшебный, / И забывал боец тогда, в чужом краю, / И старого отца, и родину свою. Литературный перевод с французского стихотворения Андре Шенье, «L’Aveugle»: Le puissant népenthès, oubli de tous les maux.
- проза:
- Эразм Роттердамский, «Похвала глупости»: При взгляде на вас кажется мне, будто я вижу богов Гомеровых, охмелевших от нектара, настоянного на непенте, а ведь только что вы сидели печальные и озабоченные, словно воротились недавно из Трофониевой пещеры[6].
- Томас Лав Пикок, «Усадьба Грилла»: «оставшиеся дни испытания решил провести в Башне, и там в знаках внимания сестер нашел он хоть и не совершенный непент, но единственно возможное противоядие против жестокого томления духа. И то сказать, две его Гебы, наливая ему мадеру, как нельзя более напоминали распоряжающуюся истинным непентом Елену»[7].
- Натаниел Готорн, «Алая буква» (гл.4): I know not Lethe nor Nepenthe, " remarked he; "but I have learned many new secrets in the wilderness, and here is one of them. На русский язык переведено как: «Я не знаю панацеи от всех недугов и напастей, — промолвил он, — но у дикарей я перенял множество новых средств, и вот одно из них»[8].
- Норман Дуглас, «Южный ветер», в русс. пер. Непенте — название вымышленного острова.
- Кристофер Сташефф, «Чародей», в русс. пер. Непенте — название вымышленной реки.
- Айзек Азимов, «Роботы Утренней зари»: this utterly soft end of a hard day… as soporific as the fabled nepenthe…. На русский язык переведено как «этот исключительно приятный конец тяжелого дня был как наркотик, как усыпляющее»[9].
- Лавкрафт, «Изгой»: For although nepenthe has calmed me, I know always that I am an outsider…. Переведено на русский как «Ведь несмотря на сладость забвения, мне не дано забыть, что я изгой»[10].
- Алан Мур, графическая новелла «Хранители»: Шелковый призрак живёт в доме престарелых, называющимся Nepenthe Gardens.
- Ральф Уолдо Эмерсон, «Нравственная философия»: «природа не скупится на опиум и на непенф (трава забвения); и где только попортит она своё создание безобразием или недостатком, там и наложит маку на ссадину».
Живопись
- Чаша с непенфом изображена на портрете Корреджо, изображающем вдову.
Кинематограф
- Упоминается в фильме «Эквилибриум».
Музыка
- Nepenthe — песня финской мелодик-дэт-метал группы Sentenced, альбом Amok(1995).
- Nepenthe — песня шведской прогрессив-рок группы Opeth, альбом Heritage (2011).
- ネペンテス「Nepenthes」— песня японской visual kei группы MEJIBRAY[ja], сингл Nepenthes (2015).
См.также
Напишите отзыв о статье "Непенф"
Примечания
- ↑ [lib.ru/POEEAST/GOMER/gomer02.txt Пер. В.Вересаева]
- ↑ The helenium, which springs, as we have already500 stated, [p. 4377] from the tears of Helena, is generally thought to have been produced for improving the appearance, and to maintain unimpaired the freshness of the skin in females, both of the face and of other parts of the body. Besides this, it is generally supposed that the use of it confers additional graces on the person, and ensures universal attraction. They say, too, that, taken with wine, it promotes gaiety of spirit, having, in fact, a similar effect to the nepenthes, which has been so much vaunted by Homer,501 as producing forgetfulness of all sorrow. The juice of this plant is remarkably sweet, and the root of it, taken fasting in water, is good for hardness of breathing; 'it is white within, and sweet. An infusion of it is taken in wine for the stings of serpents; and the plant, bruised, it is said, will kill mice.
- ↑ [samlib.ru/w/woron/ Переводы «Ворона»]
- ↑ [lib.ru/POEZIQ/BODLER/flowers.txt Шарль Бодлер]
- ↑ [www.libland.ru/?mod=library&sort=razdel&sub=magic&id=317&list=31 А.Кроули. Колода Тота]
- ↑ [lib.ru/FILOSOF/ERAZM/pohwala.txt Эразм Роттердамский. Похвала глупости. Пер. с лат. П. К. Губера]
- ↑ [literature-artistic.narod.ru/books/d1c3fd575c53c358ec575888ec95ee40/7250180551182708009_5.html Т. Л. Пикок, Усадьба Грилла. Перевод Е. Суриц]
- ↑ [www.lib.ru/INPROZ/GOTORN/bukwa.txt Н. Готорн. Алая буква. Перевод Э. Л. Линецкой]
- ↑ [www.lib.ru/FOUNDATION/roboty.txt Айзек Азимов. Роботы утренней зари]
- ↑ [www.lib.ru/INOFANT/LAWKRAFT/outcast.txt Г.Лавкрафт. Изгой. Пер. Яна Шапиро]
Отрывок, характеризующий Непенф
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.
– Хорошо, хорошо, – сказал Багратион, – благодарю вас, г. офицер.
– Ваше сиятельство, – сказал Ростов, – позвольте вас просить.
– Что такое?
– Завтра эскадрон наш назначен в резервы; позвольте вас просить прикомандировать меня к 1 му эскадрону.
– Как фамилия?
– Граф Ростов.
– А, хорошо. Оставайся при мне ординарцем.
– Ильи Андреича сын? – сказал Долгоруков.
Но Ростов не отвечал ему.
– Так я буду надеяться, ваше сиятельство.
– Я прикажу.
«Завтра, очень может быть, пошлют с каким нибудь приказанием к государю, – подумал он. – Слава Богу».
Крики и огни в неприятельской армии происходили оттого, что в то время, как по войскам читали приказ Наполеона, сам император верхом объезжал свои бивуаки. Солдаты, увидав императора, зажигали пуки соломы и с криками: vive l'empereur! бежали за ним. Приказ Наполеона был следующий:
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.
Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».
В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
Туман стал так силен, что, несмотря на то, что рассветало, не видно было в десяти шагах перед собою. Кусты казались громадными деревьями, ровные места – обрывами и скатами. Везде, со всех сторон, можно было столкнуться с невидимым в десяти шагах неприятелем. Но долго шли колонны всё в том же тумане, спускаясь и поднимаясь на горы, минуя сады и ограды, по новой, непонятной местности, нигде не сталкиваясь с неприятелем. Напротив того, то впереди, то сзади, со всех сторон, солдаты узнавали, что идут по тому же направлению наши русские колонны. Каждому солдату приятно становилось на душе оттого, что он знал, что туда же, куда он идет, то есть неизвестно куда, идет еще много, много наших.
– Ишь ты, и курские прошли, – говорили в рядах.
– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
