Никитин, Николай Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Николай Николаевич Никитин
Дата рождения:

27 июля (8 августа) 1895(1895-08-08)

Место рождения:

Санкт-Петербург,
Российская империя

Дата смерти:

26 марта 1963(1963-03-26) (67 лет)

Место смерти:

Ленинград, РСФСР, СССР

Гражданство:

Российская империя Российская империяСССР СССР

Род деятельности:

писатель, драматург, сценарист

Направление:

социалистический реализм

Жанр:

проза, повесть, пьеса, роман

Язык произведений:

русский

Дебют:

повесть «Рвотный форт» (1922)

Премии:

Награды:

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

[publ.lib.ru/ARCHIVES/N/NIKITIN_Nikolay_Nikolaevich/_Nikitin_N._N..html Произведения на сайте Lib.ru]

Никола́й Никола́евич Ники́тин (18951963) — русский советский писатель, драматург и сценарист.





Биография

Н. Н. Никитин родился 27 июля (8 августа1895 в Санкт-Петербурге в семье железнодорожного служащего. В 1915—1917 учился на филологическом факультете Петербургского университета. В 1919—1921 служил в РККА. В 1923—1925 был сотрудником газеты «Ленинградская правда». С 1927 года жил в доходном доме А. И. Резанова (ул. Моховая, 28). Умер в Ленинграде 26 марта 1963 года.

Творчество

Литературной деятельностью занимался с 1921 года. Первая повесть — «Рвотный форт» (1922). Романы «Преступление Кирика Руденко» (1927), «Это началось в Коканде» (другое название «Это было в Коканде», 1939), «Поговорим о звёздах» (1935) посвящены социалистическому соревнованию, дружбе народов. Его перу также принадлежат рассказы и очерки «С карандашом в руке», «Обоянские повести», «Рассказы разных лет» и др. С 1921 года входил в группу «Серапионовы братья».

По своим рассказам писал сценарии кинофильмов «Могила Панбурлея» (1927), «Парижский сапожник» (1927; совместно с Б. Л. Леонидовым). Роман «Северная Аврора» (1949) об иностранной интервенции 1918—1919 на Севере России написан в годы борьбы с космополитизмом. По мотивам романа написал пьесу «Северные зори» (1952). Роман переведён на иностранные языки. Согласно В. Казаку

Как писатель непролетар­ского происхождения он долгое время под­вергался критике. Со временем его умение приспосабливаться к партийной линии выросло и было отмечено Сталинской премией за ро­ман «Северная Аврора».[1]

Сочинения

  • Рвотный форт, Пг., ГИЗ, 1922
  • Камни, Пг., «Алконост», 1922; Пг., «Былое», 1923
  • Сей­час на Западе, 1924
  • Вещи о войне. Л., ГИЗ, 1924
  • Полёт, Л., 1925
  • Преступле­ние Кирика Руденко, 1928
  • Шпион, 1930
  • Это началось в Коканде, 1940 (роман об установлении советской власти в Узбекистане)
  • Северная Аврора, 1949, 1971, 1986
  • Поговорим о звёздах, 1959

Пьесы

Награды и премии

Напишите отзыв о статье "Никитин, Николай Николаевич"

Литература

  • [feb-web.ru/FEB/LITENC/ENCYCLOP/le8/le8-0732.htm Никитин, Николай Николаевич] — статья из Литературной энциклопедии 1929—1939
  • Никитин Н. Н. Баку («Апшеронская ночь»). Л.—М., 1937.
  • Никитин Н. Н. Избранное, т. 1-2. М., 1959.
  • Плоткин Л. Д. Большой путь // Звезда. 1959. № 11.

Примечания

  1. Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.. — С. 281.</span>
  2. </ol>

Отрывок, характеризующий Никитин, Николай Николаевич

Пьер вспомнил Рамбаля и назвал его полк, и фамилию, и улицу, на которой был дом.
– Vous n'etes pas ce que vous dites, [Вы не то, что вы говорите.] – опять сказал Даву.
Пьер дрожащим, прерывающимся голосом стал приводить доказательства справедливости своего показания.
Но в это время вошел адъютант и что то доложил Даву.
Даву вдруг просиял при известии, сообщенном адъютантом, и стал застегиваться. Он, видимо, совсем забыл о Пьере.
Когда адъютант напомнил ему о пленном, он, нахмурившись, кивнул в сторону Пьера и сказал, чтобы его вели. Но куда должны были его вести – Пьер не знал: назад в балаган или на приготовленное место казни, которое, проходя по Девичьему полю, ему показывали товарищи.
Он обернул голову и видел, что адъютант переспрашивал что то.
– Oui, sans doute! [Да, разумеется!] – сказал Даву, но что «да», Пьер не знал.
Пьер не помнил, как, долго ли он шел и куда. Он, в состоянии совершенного бессмыслия и отупления, ничего не видя вокруг себя, передвигал ногами вместе с другими до тех пор, пока все остановились, и он остановился. Одна мысль за все это время была в голове Пьера. Это была мысль о том: кто, кто же, наконец, приговорил его к казни. Это были не те люди, которые допрашивали его в комиссии: из них ни один не хотел и, очевидно, не мог этого сделать. Это был не Даву, который так человечески посмотрел на него. Еще бы одна минута, и Даву понял бы, что они делают дурно, но этой минуте помешал адъютант, который вошел. И адъютант этот, очевидно, не хотел ничего худого, но он мог бы не войти. Кто же это, наконец, казнил, убивал, лишал жизни его – Пьера со всеми его воспоминаниями, стремлениями, надеждами, мыслями? Кто делал это? И Пьер чувствовал, что это был никто.
Это был порядок, склад обстоятельств.
Порядок какой то убивал его – Пьера, лишал его жизни, всего, уничтожал его.


От дома князя Щербатова пленных повели прямо вниз по Девичьему полю, левее Девичьего монастыря и подвели к огороду, на котором стоял столб. За столбом была вырыта большая яма с свежевыкопанной землей, и около ямы и столба полукругом стояла большая толпа народа. Толпа состояла из малого числа русских и большого числа наполеоновских войск вне строя: немцев, итальянцев и французов в разнородных мундирах. Справа и слева столба стояли фронты французских войск в синих мундирах с красными эполетами, в штиблетах и киверах.
Преступников расставили по известному порядку, который был в списке (Пьер стоял шестым), и подвели к столбу. Несколько барабанов вдруг ударили с двух сторон, и Пьер почувствовал, что с этим звуком как будто оторвалась часть его души. Он потерял способность думать и соображать. Он только мог видеть и слышать. И только одно желание было у него – желание, чтобы поскорее сделалось что то страшное, что должно было быть сделано. Пьер оглядывался на своих товарищей и рассматривал их.
Два человека с края были бритые острожные. Один высокий, худой; другой черный, мохнатый, мускулистый, с приплюснутым носом. Третий был дворовый, лет сорока пяти, с седеющими волосами и полным, хорошо откормленным телом. Четвертый был мужик, очень красивый, с окладистой русой бородой и черными глазами. Пятый был фабричный, желтый, худой малый, лет восемнадцати, в халате.
Пьер слышал, что французы совещались, как стрелять – по одному или по два? «По два», – холодно спокойно отвечал старший офицер. Сделалось передвижение в рядах солдат, и заметно было, что все торопились, – и торопились не так, как торопятся, чтобы сделать понятное для всех дело, но так, как торопятся, чтобы окончить необходимое, но неприятное и непостижимое дело.
Чиновник француз в шарфе подошел к правой стороне шеренги преступников в прочел по русски и по французски приговор.
Потом две пары французов подошли к преступникам и взяли, по указанию офицера, двух острожных, стоявших с края. Острожные, подойдя к столбу, остановились и, пока принесли мешки, молча смотрели вокруг себя, как смотрит подбитый зверь на подходящего охотника. Один все крестился, другой чесал спину и делал губами движение, подобное улыбке. Солдаты, торопясь руками, стали завязывать им глаза, надевать мешки и привязывать к столбу.