Оболенский, Леонид Егорович

Леонид Оболенский
Имя при рождении:	Леонид Егорович Оболенский
Род деятельности:	поэт, прозаик, философ, публицист, издатель

Леони́д Его́рович Оболе́нский (1845, Малоархангельск, Орловская губерния — 1906, Санкт-Петербург) — русский писатель, поэт, философ, публицист, критик, издатель.

Биография

Леонид Егорович Оболенский родился в 1845 году в Малоархангельске. Из Орловской гимназии он перешел в частное заведение, устроенное в Орле известным впоследствии педагогом И. Ф. Рашевским. С 1862 года Оболенский слушает лекции в Санкт-Петербургском университете и медико-хирургической академии по физике, химии и физиологии, а затем в Московском университете — по юридическим наукам и по философии.

В 1866 году с целью ближе стать к народу, Оболенский поступает секретарём Калужской земской управы, но через 3 месяца, из-за близости к некоторым каракозовцам теряет должность. Был арестован, полгода провёл в Петропавловской крепости. Затем был выслан в Буй под надзор полиции, затем переехал в Варнавин. В 1870 году, после смерти отца, получил разрешение вернуться в Орёл, где занимался адвокатурой, по-прежнему под полицейским надзором.

Добился разрешения поселиться в Петербурге (1878), где совместно с профессором Н. П. Вагнером основал журнал «Свет». С 1881 году программа журнала, переименованного в «Мысль», становится шире. В 1883 году Леонид Оболенский приобретает в собственность «Русское Богатство» и издает его до 1891 года. С середины 1880-х сблизился с Львом Толстым, впоследствии во многом с ним полемизировал.

Позже сотрудничает в «Новостях», «Одесском Листке» и «Новом Слове» (ред. С. Н. Кривенко), а также занимается редактированием целого ряда сочинений по философии (Фулье, Селди, Кирхман, Маудсли, Тард, Гефдинг).

В 1900-х работал в газетах «Россия», «Бессарабская жизнь», «Приднепровский край».

В журналах Оболенского беллетристика занимала сравнительно мало места; зато научный и особенно философский отдел давали читателю много живого материала. Самому издателю принадлежало большое число статей разнородного содержания, а также повестей и рассказов.

Поэзия Оболенского

Первые стихи опубликовал ещё в гимназические годы, но началом своей литературной деятельности считал 1868 год. В 1866 году опубликовал свои стихотворения в «Деле». Свою поэзию собрал в сборнике «Стихотворения (1868—1878) (СПб., 1878)», второй том вышел в 1887 году: «Стихотворения (1879—1884)».

Философия Оболенского

Леонид Оболенский не относил себя ни к какой партии или движению. Он пытался найти рациональное зерно в различных течениях философской и общественной мысли, в качестве нравственного ориентира избрав альтруистические идеи, причём сам, по-видимому, считал свои философские статьи самой важной частью своего литературного наследия.

По мнению Оболенского, этика воздвигается на психологической основе.

• Первичные чувствования боли, путём сознательного и бессознательного опыта, осложняются и дают позднейшие чувствования. В боли, как состоянии неприятном, есть уже воля.
• Желания, относясь к группе волевых чувствований, являются основой опытной нравственности.
• Кроме того, есть ещё альтруистическая мораль, вытекающая из первичного свойства органической материи — получать, при одинаковых условиях, однородные субъективные состояния.
• На чувствованиях, происшедших путём эволюции, строятся объективные условия блага, а первичный альтруизм создает субъективные его условия. При субъективных условиях стимулом является непосредственная жалость к другому, вложенная в органическое вещество и растущая с ростом сознания о сходстве с другими.
• Вне-опытный альтруизм понемногу подчиняет себе опытную мораль и один только может служить критерием поведения.
• Первичный альтруизм — то единое, что ведет постоянную борьбу с призраком индивидуальности; это — сущность, единая у всех, но сущность не в метафизическом смысле, а её проявление для нас.
• Симпатия — голос того общего и единого, которое временно приняло оболочку индивидуальности. Вот почему эту любовь и жалость мы можем считать свойством мировой сущности, ноумена, Бога.
• В субъективных явлениях мы имеем свойства сущности, непосредственно являющиеся нам, в объективном — только символизацию той же неведомой сущности. Философия должна давать цельное представление о мире; она должна охватывать и область чувств, и сущность мира. Материализм и позитивизм не удовлетворяют этому требованию; они не могут непосредственно служить жизни, ибо дают один элемент мира, его скелет вместо целого.

Многочисленные философские статьи Оболенского, появившиеся до 1890 года включительно, перечислены в приложении к русскому переводу «Истории новой философии» Ибервега-Гейнце, стр. 559 с.; в 1891 и 1892 годах они отмечались в библиографических перечнях журнала «Вопросы философии», в 1893 и 1894 годах — в «Философском Ежегоднике» за эти годы.

Семья

• Сын: Оболенский, Леонид Леонидович
• Внук: Оболенский, Леонид Леонидович

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Оболенский, Леонид Егорович

– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.