Окулов, Алексей Матвеевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Алексей Матвеевич Окулов
Херсонский губернатор
1803 — 1805
Преемник: Кирилл Семёнович Гладкий
Архангельский губернатор
1802 — 1803
Олонецкий губернатор
1801 — 1802
Преемник: Александр Андреевич Ушаков
 
Рождение: 7 апреля 1766(1766-04-07)
Российская империя
Смерть: 16 декабря 1821(1821-12-16) (55 лет)
Москва, Российская империя
Место погребения: Донской монастырь
Отец: Матвей Герасимович Окулов
 
Военная служба
Звание: генерал-майор
 
Награды:

Алексе́й Матве́евич Оку́лов (1766—1821) — генерал-майор, действительный статский советник, Олонецкий, Архангельский и Херсонский губернатор.





Биография

Родился в семье премьер-майора Матвея Герасимовича Окулова (1734—1819), дворянского депутата Богородского округа, и Анны Алексеевны, урожденной княжны Кропоткиной (1747—1816).

По окончании курса в Московском университете Окулов поступил в военную службу в Преображенский лейб-гвардии полк. Дослужившись до генерал-майорского чина, А. М. Окулов перешёл на гражданскую службу, и, переименованный в действительные статские советники, был назначен в 1801 году олонецким, в 1802 году — архангельским, а в 1803 году — херсонским губернатором.

Ему принадлежит работа «Рассуждение о свойстве и силе воздуха», читал её на публичном собрании в университете в 1782 году, а издал отдельной брошюрой в 1783 году. Выйдя в отставку в 1805 году, поселился в Москве в доме отца.

Скончался в Москве 16 декабря 1821 года и был похоронен на кладбище Донского монастыря.

Об его кончине А. Я. Булгаков писал брату[1]:

Бедный Окулов вчера скончался. Вся семья в отчаянии. Я у них был еще во вторник к вечеру, ужинал там. Он только что занемог, пренебрег болезнью. Доктор Рашка уверял за час до кончины, что нет опасности. Наконец вдруг объявил, что нет надежды. Сделали консилиум. Пфеллер взял за пульс, и в ту минуту больного не стало... Иду на похроны бедного Окулова. Я был там с Вяземским, бедная Софья, с самой кончины отца до этого часу все в беспамятстве, очень боятся за её разум, а мать одно твердит, что желает лишиться всех детей и также умереть. Ужасно смотреть на них. Одна Аннета, старшая, воспитывавшаяся в Смольном, сохранила бодрость и за всеми ухаживает.

Семья

Брат генерала М. М. Окулова.

С 1790 года был женат на фрейлине Прасковье Семеновне Хвостовой (1769—1864), дочери майора Семена Ивановича Хвостова (1731—1799) и Дарьи Николаевны Матюшкиной (1736—1773), внучки по матери графа Г. П. Чернышёва[2]. В браке имели детей:

  • Семен Алексеевич (26.12.1790—25.01.1791)
  • Матвей Алексеевич (1791—1853), выпускник Пажеского корпуса, камер-паж, участник войны 1812 года, с 1824 года подполковник, полковник, с 1829 года генерал в отставке, камергер. Женат на Анастасии Войновне Нащокиной (1787—1862), сестре П. В. Нащокина.
  • Александр Алексеевич (1792—1813), выпускник Пажеского корпуса, штаб-ротмистр Сумского полка, погиб в бою, тело не найдено.
  • Анна Алексеевна (1794—1861), выпускница Екатерининского института, с 1836 года фрейлина, камер-фрейлина, кавалерственная дама.
  • Софья Алексеевна (1795—1872), не замужем.
  • Ипполит Алексеевич (19.05.1798—14.06.1801)
  • Варвара Алексеевна (1801—1879), не замужем.
  • Сергей Алексеевич (1804—1872), штабс-ротмистр, губернский секретарь.
  • Елизавета Алексеевна (1805—1886), певица-любительница, с 1836 года замужем за Алексеем Николаевичем Дьяковым (1790—1837), после смерти мужа воспитывала его дочерей от предшествующего брака, в том числе и Александру в замужестве княгиню Оболенскую.
  • Модест Алексеевич (1810—1828), выпускник школы Школы Гвардейских подпрапорщиков, служил в лейб-гвардии Егерского полка, участвовал в военных действия против Турции, погиб в 1828 году, похоронен в г. Коварны.
  • Дарья Алексеевна (1811—1865), с 1836 года замужем за полковником Н. П. Шиповым, адресат стихотворения Вяземского.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Окулов, Алексей Матвеевич"

Примечания

  1. Братья Булгаковы. Переписка. Т. 2. — М. : Захаров, 2010. — С. 139.
  2. Её брат премьер-майор Дмитрий Семенович Хвостов (1759—1828); сестры — Евдокия Семеновна (1760—1847), замужем за генералом П. С. Луниным (ум. 1788), и Елизавета Семеновна (1771— до 1810), замужем за А. П. Нащокиным.

Литература

  • Н. А. Кораблёв, Т. А. Мошина. Олонецкие губернаторы и генерал-губернаторы: Биографический справочник. — Петрозаводск: «Строительный стандарт», 2012. — С. 38—41. — 140 с. — ISBN 5-87870-010-7.
При написании этой статьи использовался материал из Русского биографического словаря А. А. Половцова (1896—1918).

Отрывок, характеризующий Окулов, Алексей Матвеевич

– Как же ты не перекувыркнулась то? – говорила самая смелая, прямо уж обращаясь к Наташе.
Дядюшка слез с лошади у крыльца своего деревянного заросшего садом домика и оглянув своих домочадцев, крикнул повелительно, чтобы лишние отошли и чтобы было сделано всё нужное для приема гостей и охоты.
Всё разбежалось. Дядюшка снял Наташу с лошади и за руку провел ее по шатким досчатым ступеням крыльца. В доме, не отштукатуренном, с бревенчатыми стенами, было не очень чисто, – не видно было, чтобы цель живших людей состояла в том, чтобы не было пятен, но не было заметно запущенности.
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.
Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.
– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.