Оппенгейм, Мориц Даниэль
| Мориц Даниэль Оппенгейм | |
| нем. Moritz Daniel Oppenheim | |
 Автопортрет. 1814-1818. Еврейский музей в Нью-Йорке | |
| Имя при рождении: |
Мориц Даниэль Оппенгейм |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
26 февраля 1882 (82 года) |
| Место смерти: | |
| Подданство: | |
| Жанр: | |
| Учёба: | |
| Стиль: | |
Мориц Даниэль Оппенгейм (нем. Moritz Daniel Oppenheim, 7 января 1800, Ханау, Гессен-Кассель — 26 февраля 1882, Франкфурт-на-Майне, Германия) — немецкий живописец еврейского происхождения. Первый крупный художник, который родился евреем, остался иудеем и сознательно выбирал темы из еврейской жизни[1].
Содержание
Биография
В детстве получил как религиозное традиционное, так и светское образование: изучал Тору, бывал с матерью и в театре. Учился в гимназии (родители рассчитывали, что он станет врачом). Получил первые уроки живописи в Ханау у Conrad Westermayr и его супруги Генриетты, затем поступил в мюнхенскую Академию художеств в возрасте семнадцати лет. Там его наставниками были Иоганн фон Лангер и его сын Роберт фон Лангер. Позже он посетил Париж, где учился у Жана-Батиста Реньо. Был некоторое время слушателем Национальной высшей школы изящных искусств в Париже.
В 1821 году переехал в Рим, где под влиянием школы назарейцев начал писать картины на сюжеты из Библии[2]. Не менее значительным было влияние скульптора Бертеля Торвальдсена[3]. В 1824 году он принял участие в конкурсе рисунков Академии Святого Луки в Риме и выиграл первый приз, но был лишён его из-за еврейского происхождения. Путешествуя по Италии в 1823 году[4], Оппенгейм познакомился с Карлом фон Ротшильдом, который высоко оценил талант художника и заказал ему несколько портретов. Художник настолько стал близок к семье Ротшильдов, что его называли «художником Ротшильдов», а позже — «Ротшильд среди художников»[5]. С 1825 года жил во Франкфурте-на-Майне, где уже поселились к этому времени два его брата. Здесь он женился на подруге детства. После её смерти, оказавшись с тремя малолетними детьми, художник вступил в брак с Фанни Гольдшмидт.
Известность принесла ему картина «Возвращение еврея-добровольца после войны за независимость в семью, живущую согласно старым традициям» (1833). При этом Оппенгейм никогда не был в Америке, хотя идеи американской революции увлекали его[6]. Оппенгейм создал ещё 19 картин на темы еврейской жизни, репродукции которых вошли в альбом «Картины еврейской семейной жизни минувших времен» (1865)[7]. Большинство сцен относятся к последним десятилетиям ХVIII века. Часто используются в качестве иллюстраций в книгах на еврейские темы.
Особенности творческой манеры и судьба наследия
Его картины соединяли элементы академизма и романтизма. Лучшими работами Оппенгейма считаются его портреты (в том числе Г. Гейне, Л. Бёрне, Иосифа II, Г. Риссера, членов семьи Ротшильд).
Художник был достаточно популярен при жизни несмотря на еврейское происхождение и политику правительства, направленную на ассимиляцию. По ходатайству И. В. Гёте великий герцог Карл Август Веймарский даровал художнику звание почетного профессора[8]. Художник впоследствии создал иллюстрации к его поэме «Герман и Доротея».
В 1900 году во Франкфурте была организована выставка картин художника в честь столетия со дня его рождения. В каталоге было 142 названий. В 1924 году были опубликованы «Воспоминания» художника. Всего задокументировано более 700 работ художника, из которых сохранилась только часть, многие были уничтожены в период фашизма. Некоторые находятся в собственности Еврейского музея во Франкфурте и в историческом музее Ханау Schloss Philippsruhe. Картины Оппенхейма находятся также в Израильском музее и частных коллекциях.
Галерея
|
Напишите отзыв о статье "Оппенгейм, Мориц Даниэль"
Примечания
- ↑ [www.partner-inform.de/partner/detail/2004/1/242/1285 Ирина Гуткина. Право картины. Partner. MedienHaus GmbH & Co. KG.]
- ↑ [jhom.com/arts/oppenheim/genre_painting.htm Moritz Daniel Oppenheim and genre painting. Yeshiva University Museum.]
- ↑ [www.lechaim.ru/ARHIV/137/open.html Грета Ионкис. Рим и Иерусалим Морица Оппенгейма. Лехаим.]
- ↑ [jhom.com/arts/oppenheim/timeline.htm Moritz Daniel Oppenheim. Biographical timeline. Yeshiva University Museum.]
- ↑ [russian-bazaar.com/ru/content/415.htm#sthash.TOw0ZeZF.dpuf Маргарита Шкляревская. Еврей — символ вечности. Русский базар.]
- ↑ Anton Merk. Moritz Daniel Oppenheim. In: Stadtzeit. Magazin für Hanau. Jg. 2 (1998). S. 181—185 (Geschichtsmagazin anlässlich des Jubiläums 150 Jahre Revolution und Turnerbewegung. Hanau. 1848—1998).
- ↑ [jhom.com/arts/oppenheim/pictures.htm Moritz Daniel Oppenheim. Pictures from Traditional Jewish Family Life. Yeshiva University Museum.]
- ↑ [www.eleven.co.il/article/13081 Оппенхейм Мориц Даниэль. Society for Research on Jewish Communities.]
Литература
- Moritz Daniel Oppenheim. Erinnerungen. Frankfurt a. M. 1924. (Reprints: Erinnerungen eines deutsch-jüdischen Malers. Hrsg. und mit einem Nachw. vers. von Christmut Präger. Heidelberg. 1999. Erinnerungen. Hamburg. 2013).
- Claus Stephani. Das Bild des Juden in der modernen Malerei. Eine Einführung. / Imaginea evreului în pictura modernă. Studiu introductiv. Traducere în limba română de Ion Peleanu. .Editura Hasefer: Bucureşti. 2005. ISBN 973-630-091-9.
- Ruth Dröse, Frank Eisermann, Monica Kingreen, Anton Merk. Der Zyklus «Bilder aus dem altjüdischen Familienleben» und sein Maler Moritz Daniel Oppenheim. CoCon-Verlag. Hanau. 1996. ISBN 3-928100-36-X.
- Georg Heuberger, Anton Merk (Hrsg.). Moritz Daniel Oppenheim. Die Entdeckung des jüdischen Selbstbewußtseins in der Kunst. Wienand Verlag. Köln. 1999. ISBN 3-87909-654-6.
- Anton Merk. Moritz Daniel Oppenheim. In: Stadtzeit. Magazin für Hanau. Jg. 2 (1998). S. 181—185 (Geschichtsmagazin anlässlich des Jubiläums 150 Jahre Revolution und Turnerbewegung. Hanau. 1848—1998).
- Theresa Wißmann. Oppenheim, Moritz Daniel. In: Bénédicte Savoy, France Nerlich (Hrsg.). Pariser Lehrjahre. Ein Lexikon zur Ausbildung deutscher Maler in der französischen Hauptstadt. Band 1: 1793—1843. DeGruyter. Berlin. 2013. S. 218—221, ISBN 978-3-11-029057-8.
Ссылки
- [portal.dnb.de/opac.htm?method=simpleSearch&query=119484129 Оппенгейм, Мориц Даниэль] в Немецкой национальной библиотеке
- [www.oppisworld.de/zeit/judentum/jbuch18.html Georg Heuberger/Anton Merk. Die Entdeckung des jüdischen Selbstbewußtseins in der Kunst.]
Отрывок, характеризующий Оппенгейм, Мориц Даниэль
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.
Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
– Да ведь война, говорят, объявлена, – сказала гостья.
– Давно говорят, – сказал граф. – Опять поговорят, поговорят, да так и оставят. Ma chere, вот дружба то! – повторил он. – Он идет в гусары.
Гостья, не зная, что сказать, покачала головой.
– Совсем не из дружбы, – отвечал Николай, вспыхнув и отговариваясь как будто от постыдного на него наклепа. – Совсем не дружба, а просто чувствую призвание к военной службе.
Он оглянулся на кузину и на гостью барышню: обе смотрели на него с улыбкой одобрения.
– Нынче обедает у нас Шуберт, полковник Павлоградского гусарского полка. Он был в отпуску здесь и берет его с собой. Что делать? – сказал граф, пожимая плечами и говоря шуточно о деле, которое, видимо, стоило ему много горя.
– Я уж вам говорил, папенька, – сказал сын, – что ежели вам не хочется меня отпустить, я останусь. Но я знаю, что я никуда не гожусь, кроме как в военную службу; я не дипломат, не чиновник, не умею скрывать того, что чувствую, – говорил он, всё поглядывая с кокетством красивой молодости на Соню и гостью барышню.
Кошечка, впиваясь в него глазами, казалась каждую секунду готовою заиграть и выказать всю свою кошачью натуру.
– Ну, ну, хорошо! – сказал старый граф, – всё горячится. Всё Бонапарте всем голову вскружил; все думают, как это он из поручиков попал в императоры. Что ж, дай Бог, – прибавил он, не замечая насмешливой улыбки гостьи.
Большие заговорили о Бонапарте. Жюли, дочь Карагиной, обратилась к молодому Ростову:
– Как жаль, что вас не было в четверг у Архаровых. Мне скучно было без вас, – сказала она, нежно улыбаясь ему.
Польщенный молодой человек с кокетливой улыбкой молодости ближе пересел к ней и вступил с улыбающейся Жюли в отдельный разговор, совсем не замечая того, что эта его невольная улыбка ножом ревности резала сердце красневшей и притворно улыбавшейся Сони. – В середине разговора он оглянулся на нее. Соня страстно озлобленно взглянула на него и, едва удерживая на глазах слезы, а на губах притворную улыбку, встала и вышла из комнаты. Всё оживление Николая исчезло. Он выждал первый перерыв разговора и с расстроенным лицом вышел из комнаты отыскивать Соню.
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
– Да, меня совсем иначе воспитывали, – сказала старшая, красивая графиня Вера, улыбаясь.
