Осипов, Андрей Владимирович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Владимирович Осипов
Место рождения:

Калтан,
Кемеровская область, СССР

Профессия:

кинорежиссёр

Карьера:

1994 — настоящее время

Андре́й Влади́мирович О́сипов (род. 10 августа 1960, Калтан, Кемеровская область[1]) — российский режиссёр документального кино.

В 1982 году окончил Одесский политехнический институт, работал инженером-атомщиком в Крыму[2]. В 1997 году получил диплом выпускника Высших курсов сценаристов и режиссёров (мастерская Евгения Ташкова)[1].





Творчество

По признанию Андрея Осипова, крымский период, во время которого произошло знакомство с домом Волошина и поэзией Серебряного века, оказал большое влияние на его будущую кинобиографию: «энергетическая подпитка», полученная в Коктебеле, помогла найти темы для работы в кинодокументалистике[2].

Кинодебют Осипова состоялся в 1994 году, когда он снял фильм «Поединок». Через три года на экраны вышла его лента «Голоса», получившая ряд наград и отмеченная на фестивалях (Гран-при кинофестиваля неигрового кино «Россия» в Екатеринбурге (1997), первая премия на конкурсе студенческих работ «Святая Анна» (1998), «Приз Европы» на международном телефестивале в Берлине (1998) и др.)[1].

Особое внимание кинокритиков привлекли снятые Андреем Осиповым картины «Et cetera» (2000, приз «Общей газеты» на кинофестивале «Сталкер»), «Максимилиан Волошин. Голоса» (2002), «Охота на ангела, или Четыре любви поэта и прорицателя» (2002, премии «Ника» и «Золотой орёл»), «Страсти по Марине» (2004, премия «Ника»), «Легенды Серебряного века» (2005)[1]. Киноведы отмечали «тинейджерскую страстность» работ Осипова, его преклонение перед представителями Серебряного века[3]:

Прямота осиповского пафоса («Посмотрите, что это были за человеки! Титаны, а не человеки!») делает его фильмы в моих глазах именно что балладами, как у Стивенсона.

По мнению литературного критика Никиты Елисеева, фильмы Андрея Осипова являются своеобразным экранным аналогом картин Ильи Глазунова[4]. Киновед Андрей Шемякин считает, что режиссёрский цикл о поэтах Серебряного века представляет собой «особое, уникальное в своём роде явление, где очень сложно соотнесены законы документального и научно-популярного кино»[5]. Пётр Багров причисляет к достоинствам работ Осипова «внятность изложения истории»; недостатки, по мнению киноведа, связаны с неточно оформленной концепцией[5]. Виктор Матизен видит в его трилогии о поэзии «классический образец просветительского кино»[5]:

Сами по себе художественные средства, которыми пользуется автор фильма, традиционны, но нетрадиционно их применение. К примеру, в «Голосах» мы слышим давно умерших людей, когда-то живших на даче Максимилиана Волошина. Казалось бы, обычная игровая реконструкция, — но не совсем. <...> Возникает атмосфера то ли спиритического сеанса, широко распространённого в то время в определённых кругах, то ли «дома с привидениями».

Фильмография

Режиссёр

Актёр

Награды

Напишите отзыв о статье "Осипов, Андрей Владимирович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [old.russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=1&e_person_id=687 Андрей Осипов // Энциклопедия отечественного кино]
  2. 1 2 Екатерина Варкан [www.ng.ru/style/2002-05-31/13_voices.html Услышать голоса] // Независимая газета. — 2002. — № 31 мая.
  3. Виктория Белопольская [kinoart.ru/archive/2006/03/n3-article13 Вместо] // Искусство кино. — 2006. — № 3.
  4. Никита Елисеев Помариновые страсти // Сеанс. — 2007. — № 31.
  5. 1 2 3 [seance.ru/n/31/films31/legends/legends-mnenia/ Сеансу отвечают: Легенды Серебряного века] // Сеанс. — 2007. — № 31.

Ссылки

  • [www.imdb.com/name/nm0651995/?ref_=tt_ov_dr Андрей Осипов на IMDb]
  • [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=1&e_person_id=687 Андрей Осипов на сайте Энциклопедия отечественного кино]

Отрывок, характеризующий Осипов, Андрей Владимирович



Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.
– Oui, mon cher monsieur Pierre, je vous dois une fiere chandelle de m'avoir sauve… de cet enrage… J'en ai assez, voyez vous, de balles dans le corps. En voila une (on показал на бок) a Wagram et de deux a Smolensk, – он показал шрам, который был на щеке. – Et cette jambe, comme vous voyez, qui ne veut pas marcher. C'est a la grande bataille du 7 a la Moskowa que j'ai recu ca. Sacre dieu, c'etait beau. Il fallait voir ca, c'etait un deluge de feu. Vous nous avez taille une rude besogne; vous pouvez vous en vanter, nom d'un petit bonhomme. Et, ma parole, malgre l'atoux que j'y ai gagne, je serais pret a recommencer. Je plains ceux qui n'ont pas vu ca. [Да, мой любезный господин Пьер, я обязан поставить за вас добрую свечку за то, что вы спасли меня от этого бешеного. С меня, видите ли, довольно тех пуль, которые у меня в теле. Вот одна под Ваграмом, другая под Смоленском. А эта нога, вы видите, которая не хочет двигаться. Это при большом сражении 7 го под Москвою. О! это было чудесно! Надо было видеть, это был потоп огня. Задали вы нам трудную работу, можете похвалиться. И ей богу, несмотря на этот козырь (он указал на крест), я был бы готов начать все снова. Жалею тех, которые не видали этого.]
– J'y ai ete, [Я был там,] – сказал Пьер.
– Bah, vraiment! Eh bien, tant mieux, – сказал француз. – Vous etes de fiers ennemis, tout de meme. La grande redoute a ete tenace, nom d'une pipe. Et vous nous l'avez fait cranement payer. J'y suis alle trois fois, tel que vous me voyez. Trois fois nous etions sur les canons et trois fois on nous a culbute et comme des capucins de cartes. Oh!! c'etait beau, monsieur Pierre. Vos grenadiers ont ete superbes, tonnerre de Dieu. Je les ai vu six fois de suite serrer les rangs, et marcher comme a une revue. Les beaux hommes! Notre roi de Naples, qui s'y connait a crie: bravo! Ah, ah! soldat comme nous autres! – сказал он, улыбаясь, поело минутного молчания. – Tant mieux, tant mieux, monsieur Pierre. Terribles en bataille… galants… – он подмигнул с улыбкой, – avec les belles, voila les Francais, monsieur Pierre, n'est ce pas? [Ба, в самом деле? Тем лучше. Вы лихие враги, надо признаться. Хорошо держался большой редут, черт возьми. И дорого же вы заставили нас поплатиться. Я там три раза был, как вы меня видите. Три раза мы были на пушках, три раза нас опрокидывали, как карточных солдатиков. Ваши гренадеры были великолепны, ей богу. Я видел, как их ряды шесть раз смыкались и как они выступали точно на парад. Чудный народ! Наш Неаполитанский король, который в этих делах собаку съел, кричал им: браво! – Га, га, так вы наш брат солдат! – Тем лучше, тем лучше, господин Пьер. Страшны в сражениях, любезны с красавицами, вот французы, господин Пьер. Не правда ли?]