Охота на ангела, или Четыре любви поэта и прорицателя

Охота на ангела, или Четыре любви поэта и прорицателя
Жанр	биографический фильм
Режиссёр	Андрей Осипов
Автор сценария	Одельша Агишев
Оператор	Ирина Уральская
Кинокомпания	Киностудия «Риск»
Длительность	55 мин.
Страна	Россия
Год	2002
Выход фильма «Охота на ангела, или Четыре любви поэта и прорицателя»

К:Фильмы 2002 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

«Охота на ангела, или Четыре любви поэта и прорицателя» — неигровой фильм, снятый режиссёром Андреем Осиповым в 2002 году и рассказывающий о жизни Андрея Белого. Лента является частью проекта «Легенды Серебряного века».

Картина стала лауреатом премий «Ника» (2002) и «Золотой орёл» (2002), получила ряд других кинематографических наград.

Содержание

Фильм, состоящий из восьми частей, представляет собой разбросанные во времени фрагменты биографии Андрея Белого. Действие начинается в Берлине, где в 1922 году главенствовали два модных увлечения — немые мелодрамы и фокстрот. На любой площадке публика обращала внимание на человека, который парил и импровизировал в танце. Звали его Андрей Белый. Зрители и не подозревали, что в основе его пляски лежит не веселье, а отчаяние: именно в Германии была поставлена последняя точка в отношениях Андрея Белого и Аси Тургеневой.

Они познакомились в 1909 году и не разлучались больше десяти лет. Предпосылкой для грядущего разрыва стала встреча с Рудольфом Штейнером. Чета всерьёз увлеклась его лекциями и мистериями, ездила за эзотериком по всей Европе. Но если Андрей Белый так и не сумел воспринять антропософию как религию, то Ася увидела в Штейнере светоча. Взаимное отчуждение нарастало, расставание стало неизбежным.

Другая муза — Любовь Дмитриевна Менделеева — оказалась центром возникновения «духовного треугольника», в который были включены Андрей Белый и Александр Блок. Сначала в основе этих отношений было рыцарское служение Прекрасной даме; позже гармония разрушилась и началась история с мольбами, дуэлями, бурными объяснениями и попыткой самоубийства.

После возвращения в Россию судьба столкнула Андрея Белого с 20-летней Ниной Петровской. Он много разговаривал с ней об искусстве, писал для неё руководство духовной жизни. Драма произошла в одном из московских театров, где поэт читал стихи. Пришедшая на мероприятие Нина неожиданно вынула браунинг и навела его сначала на Андрея Белого, а затем — на стоявшего рядом Валерия Брюсова. Тот среагировал молниеносно: пуля ушла в потолок. Примкнув к символистам, воспринимающим творчество и бытие как единое целое, Петровская создала из своей жизни печальную поэму с одиночеством, морфием, эмиграцией и самоубийством в скромном парижском отеле.

Последней дамой сердца стала для Андрея Белого его поклонница Клавдия Васильева. Когда её арестовали, изъяв попутно весь архив поэта из полуподвального помещения на Плющихе, он написал письмо Сталину. Хлопоты помогли: Клоди вернулась и до конца жизни была рядом.

В Европе его называли королём символизма. В СССР надеялись, что вернувшийся из-за границы Андрей Белый станет «красным Гоголем» или «советским Пушкиным». Надежды оказались напрасными. Он пережил всех друзей и сподвижников: Блока, Брюсова, Гумилёва, Есенина, Волошина, Маяковского. Когда в январе 1934 года Андрей Белый ушёл из жизни, сотрудники специального института извлекли его мозг, чтобы разгадать тайну гениальности. Но никакого результата эти исследования не дали.

Отзывы и рецензии

Подтверждением большого интереса к фильму «Четыре ангела…» был ажиотаж в день премьеры, состоявшейся в Доме кино. По свидетельству киноведа Александра Дерябина, зал оказался переполненным; зрители, не сумевшие приобрести билеты, разместились на ступеньках; финал сопровождался аплодисментами. Киновед, назвав в числе достоинств картины то, что она является «зрительской», одновременно отметил, что восприятие ленты усложняется «сверхплотностью» действия; ей не хватает пауз.

Кинокритик Виктор Матизен, анализируя фильм Андрея Осипова, обратил внимание на своеобразный режиссёрский приём, применяемый в картине: о чувствах и настроении главного героя рассказывается с помощью фрагментов игрового немого кино начала XX века. По словам Матизена, кинобиография Андрея Белого рассчитана на образованного зрителя; это суждение является ответом на отзыв киноведа Яна Левченко, заметившего, что «изысканность и прихотливость» происходящего на экране сложны для восприятия неподготовленной аудитории.

Литературовед Валентин Курбатов, впервые увидевший фильм на кинофестивале «Послание-2002», назвал работу Андрея Осипова «виртуозной»; в то же время рецензент признал, что с определённого момента экранный образ Андрея Белого начал превращаться в «изящный призрак»:

Как будто кинематограф решил расчесться с его символической жизнью символическим же образом, нечаянно отомстив поэту его собственным оружием. <...> Оказалось, что жизнь, вписанная в слишком чистый приём, перестаёт быть жизнью.

Киновед Зоя Кошелева увидела в «Четырёх ангелах…» «эстетику сериалов», а режиссёрские методы назвала «мастерством иллюзиониста». Сдержанность оценки, которую Кошелева дала фильму Андрея Осипова, связана и с фактическими неточностями, и с «упрощённым взглядом» на те события, что показаны в ленте. Так, по мнению киноведа, возвращение Андрея Белого в Россию не было связано с «соблазнами» Клавдии Васильевой; ещё до её приезда в Германию поэт много общался с Горьким, мнение которого было весомым.

Кроме того, Зоя Кошелева отметила, что отношения Любови Менделеевой и Андрея Белого выглядят на экране «как каприз, причудливый эмоциональный выверт»: создатели фильма оставили за кадром историю появления ордена «Рыцарей Прекрасной Дамы» и другие «культурные подробности», без которых рассказ о конфликте превращается в мелодраму:

Авторы акцентируют мотив безумия не только для того, чтобы придать особую загадочность герою, но и для того, чтобы извлечь максимальный драматический эффект из главной исторической коллизии в фильме о Белом.

Создатели фильма

• Андрей Осипов — режиссёр
• Одельша Агишев — автор сценария
• Ирина Уральская — оператор
• Мила Найдёнова — монтаж
• Дмитрий Конюшенко — звукорежиссёр
• Анатолий Петрига, Ирина Уральская — художники
• Евгений Миронов, Александр Балуев, Галина Тюнина — текст за кадром

Награды и фестивали

• Премия «Золотой орёл» (2002) — победитель в номинации «Лучший неигровой фильм»
• Премия «Ника» (2002) — победитель в категории «Лучший неигровой фильм»
• Премия «Лавр» (2002):

победитель в номинации «Лучший по профессии (звукорежиссёр)»

победитель в номинации «Лучший полнометражный фильм»

• Российский кинофестиваль «Литература и кино» (Гатчина, 2002):

большой приз жюри

приз читательского жюри

Ссылки

• [old.russiancinema.ru/template.php?dept_id=3&e_dept_id=2&e_movie_id=13279 Страница в Энциклопедии отечественного кино]
• «Охота на ангела, или Четыре любви поэта и прорицателя» (англ.) на сайте Internet Movie Database

Отрывок, характеризующий Охота на ангела, или Четыре любви поэта и прорицателя

«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»


Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
«Где я? Да, в цепи: лозунг и пароль – дышло, Ольмюц. Экая досада, что эскадрон наш завтра будет в резервах… – подумал он. – Попрошусь в дело. Это, может быть, единственный случай увидеть государя. Да, теперь недолго до смены. Объеду еще раз и, как вернусь, пойду к генералу и попрошу его». Он поправился на седле и тронул лошадь, чтобы еще раз объехать своих гусар. Ему показалось, что было светлей. В левой стороне виднелся пологий освещенный скат и противоположный, черный бугор, казавшийся крутым, как стена. На бугре этом было белое пятно, которого никак не мог понять Ростов: поляна ли это в лесу, освещенная месяцем, или оставшийся снег, или белые дома? Ему показалось даже, что по этому белому пятну зашевелилось что то. «Должно быть, снег – это пятно; пятно – une tache», думал Ростов. «Вот тебе и не таш…»
«Наташа, сестра, черные глаза. На… ташка (Вот удивится, когда я ей скажу, как я увидал государя!) Наташку… ташку возьми…» – «Поправей то, ваше благородие, а то тут кусты», сказал голос гусара, мимо которого, засыпая, проезжал Ростов. Ростов поднял голову, которая опустилась уже до гривы лошади, и остановился подле гусара. Молодой детский сон непреодолимо клонил его. «Да, бишь, что я думал? – не забыть. Как с государем говорить буду? Нет, не то – это завтра. Да, да! На ташку, наступить… тупить нас – кого? Гусаров. А гусары в усы… По Тверской ехал этот гусар с усами, еще я подумал о нем, против самого Гурьева дома… Старик Гурьев… Эх, славный малый Денисов! Да, всё это пустяки. Главное теперь – государь тут. Как он на меня смотрел, и хотелось ему что то сказать, да он не смел… Нет, это я не смел. Да это пустяки, а главное – не забывать, что я нужное то думал, да. На – ташку, нас – тупить, да, да, да. Это хорошо». – И он опять упал головой на шею лошади. Вдруг ему показалось, что в него стреляют. «Что? Что? Что!… Руби! Что?…» заговорил, очнувшись, Ростов. В то мгновение, как он открыл глаза, Ростов услыхал перед собою там, где был неприятель, протяжные крики тысячи голосов. Лошади его и гусара, стоявшего подле него, насторожили уши на эти крики. На том месте, с которого слышались крики, зажегся и потух один огонек, потом другой, и по всей линии французских войск на горе зажглись огни, и крики всё более и более усиливались. Ростов слышал звуки французских слов, но не мог их разобрать. Слишком много гудело голосов. Только слышно было: аааа! и рррр!
– Что это? Ты как думаешь? – обратился Ростов к гусару, стоявшему подле него. – Ведь это у неприятеля?
Гусар ничего не ответил.
– Что ж, ты разве не слышишь? – довольно долго подождав ответа, опять спросил Ростов.
– А кто ё знает, ваше благородие, – неохотно отвечал гусар.
– По месту должно быть неприятель? – опять повторил Ростов.
– Може он, а може, и так, – проговорил гусар, – дело ночное. Ну! шали! – крикнул он на свою лошадь, шевелившуюся под ним.
Лошадь Ростова тоже торопилась, била ногой по мерзлой земле, прислушиваясь к звукам и приглядываясь к огням. Крики голосов всё усиливались и усиливались и слились в общий гул, который могла произвести только несколько тысячная армия. Огни больше и больше распространялись, вероятно, по линии французского лагеря. Ростову уже не хотелось спать. Веселые, торжествующие крики в неприятельской армии возбудительно действовали на него: Vive l'empereur, l'empereur! [Да здравствует император, император!] уже ясно слышалось теперь Ростову.
– А недалеко, – должно быть, за ручьем? – сказал он стоявшему подле него гусару.
Гусар только вздохнул, ничего не отвечая, и прокашлялся сердито. По линии гусар послышался топот ехавшего рысью конного, и из ночного тумана вдруг выросла, представляясь громадным слоном, фигура гусарского унтер офицера.
– Ваше благородие, генералы! – сказал унтер офицер, подъезжая к Ростову.
Ростов, продолжая оглядываться на огни и крики, поехал с унтер офицером навстречу нескольким верховым, ехавшим по линии. Один был на белой лошади. Князь Багратион с князем Долгоруковым и адъютантами выехали посмотреть на странное явление огней и криков в неприятельской армии. Ростов, подъехав к Багратиону, рапортовал ему и присоединился к адъютантам, прислушиваясь к тому, что говорили генералы.
– Поверьте, – говорил князь Долгоруков, обращаясь к Багратиону, – что это больше ничего как хитрость: он отступил и в арьергарде велел зажечь огни и шуметь, чтобы обмануть нас.
– Едва ли, – сказал Багратион, – с вечера я их видел на том бугре; коли ушли, так и оттуда снялись. Г. офицер, – обратился князь Багратион к Ростову, – стоят там еще его фланкёры?
– С вечера стояли, а теперь не могу знать, ваше сиятельство. Прикажите, я съезжу с гусарами, – сказал Ростов.
Багратион остановился и, не отвечая, в тумане старался разглядеть лицо Ростова.
– А что ж, посмотрите, – сказал он, помолчав немного.
– Слушаю с.
Ростов дал шпоры лошади, окликнул унтер офицера Федченку и еще двух гусар, приказал им ехать за собою и рысью поехал под гору по направлению к продолжавшимся крикам. Ростову и жутко и весело было ехать одному с тремя гусарами туда, в эту таинственную и опасную туманную даль, где никто не был прежде его. Багратион закричал ему с горы, чтобы он не ездил дальше ручья, но Ростов сделал вид, как будто не слыхал его слов, и, не останавливаясь, ехал дальше и дальше, беспрестанно обманываясь, принимая кусты за деревья и рытвины за людей и беспрестанно объясняя свои обманы. Спустившись рысью под гору, он уже не видал ни наших, ни неприятельских огней, но громче, яснее слышал крики французов. В лощине он увидал перед собой что то вроде реки, но когда он доехал до нее, он узнал проезженную дорогу. Выехав на дорогу, он придержал лошадь в нерешительности: ехать по ней, или пересечь ее и ехать по черному полю в гору. Ехать по светлевшей в тумане дороге было безопаснее, потому что скорее можно было рассмотреть людей. «Пошел за мной», проговорил он, пересек дорогу и стал подниматься галопом на гору, к тому месту, где с вечера стоял французский пикет.
– Ваше благородие, вот он! – проговорил сзади один из гусар.
И не успел еще Ростов разглядеть что то, вдруг зачерневшееся в тумане, как блеснул огонек, щелкнул выстрел, и пуля, как будто жалуясь на что то, зажужжала высоко в тумане и вылетела из слуха. Другое ружье не выстрелило, но блеснул огонек на полке. Ростов повернул лошадь и галопом поехал назад. Еще раздались в разных промежутках четыре выстрела, и на разные тоны запели пули где то в тумане. Ростов придержал лошадь, повеселевшую так же, как он, от выстрелов, и поехал шагом. «Ну ка еще, ну ка еще!» говорил в его душе какой то веселый голос. Но выстрелов больше не было.
Только подъезжая к Багратиону, Ростов опять пустил свою лошадь в галоп и, держа руку у козырька, подъехал к нему.
Долгоруков всё настаивал на своем мнении, что французы отступили и только для того, чтобы обмануть нас, разложили огни.
– Что же это доказывает? – говорил он в то время, как Ростов подъехал к ним. – Они могли отступить и оставить пикеты.
– Видно, еще не все ушли, князь, – сказал Багратион. – До завтрашнего утра, завтра всё узнаем.
– На горе пикет, ваше сиятельство, всё там же, где был с вечера, – доложил Ростов, нагибаясь вперед, держа руку у козырька и не в силах удержать улыбку веселья, вызванного в нем его поездкой и, главное, звуками пуль.