Полтора квадратных метра

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Полтора квадратных метра
Жанр:

повесть

Автор:

Борис Можаев

Язык оригинала:

русский

Дата написания:

1970

Дата первой публикации:

1982

«Полтора квадратных метра: повесть-шутка в четырнадцати частях с эпилогом и сновидением» — сатирическая повесть русского писателя Бориса Можаева, написанная в 1970 году. В центре сюжета повести, действие которой происходит в провинциальном городе Рожнове, — конфликт зубного врача Полубояринова с местным начальством из-за «захваченных» им полутора квадратных метров общего коридора.

Одно из наиболее известных произведений писателя, по которому в 1986 году в Театре на Таганке был поставлен спектакль, а в 1988 году был снят фильм «Вам что, наша власть не нравится?!».





История

Повесть ждала публикации более 10 лет. В 1987 году Можаев рассказывал о судьбе второй книги своего романа «Мужики и бабы»[1]:

Рукопись обошла без малого все журналы. Побывала она в журнале «Дружба народов». Отдел прозы и рабочая редколлегия её одобрили, но основной редактор С. Баруздин сказал, что вперёд пропустит мою повесть «Полтора квадратных метра», которая лежала у него десять лет, а затем только роман. Но затем публикации повести в газетах поднялся крупный гул, и роман Баруздин печатать уже не стал.

Повесть была опубликована в «Дружбе народов», №4 за 1982 год, а через два года вошла в сборник избранного «Тонкомер»[2], и в дальнейшем она неоднократно переиздавалась, в том числе в собраниях сочинений автора.

Положительная рецензия на повесть появилась в 1984 году в русском эмигрантском журнале «Грани».[3]

В 2007 году английский перевод повести вошёл в том избранного Можаева на английском языке[4].

Сюжет

Действие происходит в 1960-е гг. в (вымышленном) райцентре Рожнове. Зубной врач Павел Семёнович Полубояринов и его жена Мария Ивановна мучаются от того, что сосед Чижёнок, развалившись после пьянки в коридоре, не даёт им выйти из квартиры, дверь которой отрывается наружу. Полубояриновы получают в домоуправлении разрешение на перенос двери на полтора метра дальше по общему коридору, чтобы она открывалась вовнутрь. Однако после переноса двери часть соседей пишут жалобу на Полубояриновых, протестуя против «захвата» полутора кв.м общего коридора. Жалоба поступает председателю райисполкома Павлинову, который давно недолюбливает Полубояринова за многочисленные рацпредложения и проекты по улучшению жизни в Рожнове, которые он посылает в вышестоящие инстанции.

Когда пьяный Чижёнок начинает рубить новую дверь топором, Полубояриновы пытаются вызвать милицию, однако лейтенант Парфёнов не является на вызов, не желая отвлекаться от рыбалки с пожарным инспектором Стениным. Павел Семёнович подаёт жалобу на лейтенанта начальницу милиции Абрамову. Когда Павлинов, Абрамов, Стенин и редактор районной газеты «Красный Рожнов» Федулеев отмечают открытие охотничьего сезона, они вспоминают о жалобах Полубояринова и решают проучить его. В газете появляется фельетон, высмеивающий зубного врача и обвиняющий его в захвате общего коридора. Попытки Полубояринова добиться опровержения не приводят к успеху — напротив, он вступает в конфликт со всеми представителями местной власти. Не помогает и обращение в облисполком.

Полубояринову снится сон, в котором он приходит на приём «к самому главному богу Саваофу». Он с женой едет искать управы на местных бюрократов в Москву, а тем временем по решению райисполкома его дверь переставляют на место, причём вверх ногами и так, что она еле держится. После очередного этапа жалоб в Верховный Совет СССР Полубояриновым удаётся добиться дисциплинарного взыскания для работников домоуправления и штрафа для Павлинова. Однако хотя и ему, и его жене пришлось уйти на пенсию, его борьба за правду на этом не заканчивается…

Отзывы

Гротескный ряд таких героев, намеченный в “Живом”, был потом продолжен в такой же небольшой повестушке “Полтора квадратных метра”. Согласен с критиком Андреем Турковым, тоже обратившим внимание на особенность можаевского дара. “Перед нами — классический гротеск, жанр в деревенской прозе редчайший и “отмежёванный” себе Можаевым не только в этом случае (напомню повесть “Полтора квадратных метра”), где вконец обнаглевший, привыкший к всеобщему безгласию бюрократический произвол достигает поистине геркулесовых столпов”.
Больше всего я люблю у него «Полтора квадратных метра» – это сочетание жизненных коллизий, мудрого юмора, очень точного и меткого языка. Как у него там говорят милицейские начальники: «Компрометация и дискредитация».

Спектакль

В 1986 году Анатолий Эфрос и Сергей Арцибашев поставили спектакль по повести в Театре на Таганке, художественное оформление — Дмитрий Крымов. Спектакль вышел до премьеры поставленного ещё раньше «Живого». По мнению Алексея Граббе, исполнителя одной из ролей, «Спектакль никому не нравился, совершенно не получился, на мой взгляд — да и не только на мой.»[7]

Экранизация

В 1988 году режиссёр Анатолий Бобровский снял по повести фильм «Вам что, наша власть не нравится?!», сценарий фильма написал сам Борис Можаев. В роли Полубояринова выступил Андрей Петров, его жены — Марина Полицеймако.

Напишите отзыв о статье "Полтора квадратных метра"

Примечания

  1. Огрызко В. В. Русские писатели: Современная эпоха. Лексикон. М., 2004. — С. 333.
  2. Можаев Б. А. Тонкомер: Повести. М., 1984.
  3. Кира Сапгир. «Квадратная капля»: О повести Бориса Можаева «Полтора квадратных метра» // «Грани». 1984. №131.
  4. One-and-a-half square meters // Boris Mozhaev. 'Lively' and Other Stories. With a Memoir by Alexander Solzhenitsyn. / Tr. David Holohan. Hodgson Press, 2007.
  5. [boris-mojaev.narod.ru/index.files/bondar.htm Владимир Бондаренко. Живой (к 80-летию Бориса Можаева)] // «Наш современник». 2003. №6.
  6. [boris-mojaev.narod.ru/index.files/chykovska.htm Елена Чуковская. Не по порядку]
  7. [taganka.theatre.ru/press/articles/12274/ Алексей Граббе. Пушкин вскочил бы и сказал: «Ай да Таганка!»]

Ссылки

  • [lib.ru/PROZA/MOZHAEW/1-5m2.txt «Полтора квадратных метра» на lib.ru]

Отрывок, характеризующий Полтора квадратных метра

– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.