Промах гражданина Лошакова

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Промах гражданина Лошакова
Жанр:

повесть

Автор:

Юрий Коваль

Дата написания:

1989

Дата первой публикации:

1989

Предыдущее:

Пять похищенных монахов

«Про́мах граждани́на Лошако́ва»повесть известного советского писателя Юрия Коваля, опубликованная в 1989 году. Юмористический детектив, рассказывающий о том, как милиционеры города Карманова при помощи Васи Куролесова и пса Матроса задержали опасного бандита по кличке Харьковский Пахан. Повесть издавалась также под названием «Куролесов и Матрос подключаются».

Третья по времени написания (однако по внутренней хронологии действия, возможно, вторая) часть детективной трилогии о Васе Куролесове, началом которой является повесть «Приключения Васи Куролесова» (1971), а продолжением — «Пять похищенных монахов» (1976). Она менее известна, чем две первые части трилогии, написана с более чем 10-летним отрывом от них и переиздавалась намного меньше.





История создания

Повесть впервые опубликована в 1989 году в журнале «Пионер» (№ 9—10), с иллюстрациями Леонида Тишкова и послесловием Марины Москвиной. Впоследствии повесть издавалась также под названием «Куролесов и Матрос подключаются» с рисунками Виктора Чижикова.

Как и в повести «Приключения Васи Куролесова», сюжет «Промаха гражданина Лошакова» отчасти связан с работой в милиции отца писателя — Иосифа Яковлевича Коваля, который одно время был начальником уголовного розыска города Курска. Курск неоднократно упоминается в тексте повести.

Сюжет

Действие происходит в городах Карманове и Картошине, а также окрестных деревнях.

Вася Куролесов со своим псом Матросом вновь приезжает из деревни Сычи, где он работает трактористом, чтобы подключиться к расследованию. Вместе с капитаном Болдыревым и старшиной Таракановым ему удаётся задержать бандитов, ограбивших на дороге гражданина Лошакова. А лёжа в засаде в лесу во время следующего задания Вася замечает подозрительную личность и начинает за ней слежку. Этой личностью окажется сам Харьковский Пахан, и в погоне за ним Вася неожиданно для себя окажется в подвале с брюквой, где встретит свою любовь…

Персонажи

  • Вася Куролесов и пёс Матрос

Кармановская милиция:

  • капитан Болдырев
  • старшина Тараканов
  • дежурный Загорулько
  • шофёр Басилов

Преступные элементы:

  • Харьковский Пахан (Квадратная Будка)
  • Носкорвач
  • Васька и Фомич

А также:

  • Лошаков, заместитель председателя колхоза «Великие Лучи»
  • Зинка, подруга Пахана
  • Шурочка, её дочь
  • Зябликов, кармановский бильярдист
  • Хрипун из деревни Глухово

Интересные факты

  • Первоначальным вариантом фамилии гражданина Лошакова был «Конев».[1] А в тексте повести капитан Болдырев, перепутав, называет Лошакова в бильярдной Коровиным.
  • Хотя в повести «Пять похищенных монахов» Вася представляется полным именем «Василий Константинович», в «Промахе гражданина Лошакова» капитан Болдырев обращается к нему: «Василь Феофилыч!».
  • Капитан Болдырев в повести пребывает в основном в раздражительном настроении, требует от Тараканова, чтобы тот сбрил усы и не хочет принимать Куролесова на работу в милицию.
  • Почувствовав возле дома Харьковского Пахана необычный запах, старшина Тараканов спрашивает: «Не укроп ли?» В первой части трилогии ту же фразу дважды произносит капитан Болдырев.
  • В повести имеется и другая аллюзия на первую часть трилогии: в кармановском отделении милиции «на стене виднелась полустёртая надпись: „Вася и Батон тянули здесь…“».
  • Как и в двух других частях трилогии, знаменитые часы-луковица Васи Куролесова в определённый момент играют мелодию «Я люблю тебя, жизнь, И надеюсь, что это взаимно…»
  • По повести сложно определить местонахождение города Карманова (и Картошина, находящегося где-то неподалёку). С одной стороны, оба города должны находиться в Курской области — именно в Карманов неоднократно приходит гражданин Лошаков, направляясь в Курск. С другой стороны, про деревню Глухово, расположенную в той же местности, говорится, что она находится в трёх километрах от канала МоскваКлязьма, что согласуется с местоположением Карманова в двух первых частях трилогии — северо-восток Подмосковья (предположительно Пушкинский район).
  • И в городе Карманове, и в городе Картошине имеется улица Сергеева-Ценского.
  • В этой повести нет прямых отсылок ко второй части («Пять похищенных монахов»), которые бы позволили установить относительную хронологию событий. Не исключено, что хотя «Промах гражданина Лошакова» был написан гораздо позже, чем «Монахи», хронологически действие в повести разворачивается до событий, описанных в «Монахах». В частности, в «Промахе» Вася всё ещё раздумывает о том, оставаться ли ему трактористом в селе или пойти работать в милицию; в «Монахах» он действует как профессиональный милиционер и его работа трактористом в деревне ни разу не упоминается.

Отзывы

В послесловии к журнальному изданию повести Марина Москвина приводит отзыв иллюстратора повести Леонида Тишкова:

Текст лежит не кирпичом. Преобладает белая бумага, а не чёрные буквы. Читать Коваля неутомительно для глаза. Начал предложение, а вот уже и конец. Только иногда, чтобы подчеркнуть поэтическую метафору, он удлиняет фразу, растягивает, как мехи гармони, а в конце даёт щемящую, пронзительную ноту.[2]

В качестве примера приводится фраза Васи Куролесова из главы 15 «Второе убийство»:

Зачем ты убил меня, Пахан? Ведь я же хороший. Я ведь был от Фомича, а ты меня убил, и пуля попала в сердце. На, гляди, что ты наделал. — Тут Вася задрал рубаху и показал свой синий живот и совершенно целое сердце.

Издания

Экранизации

Напишите отзыв о статье "Промах гражданина Лошакова"

Примечания

  1. [magazines.russ.ru/voplit/1998/6/kov.html Юрий Коваль. Я всегда выпадал из общей струи. (Беседу вела Ирина Скуридина) // «Вопросы литературы». 1998. № 6.] См. также: Ковалиная книга: Вспоминая Юрия Коваля. М.: Время, 2008. — С. 326.
  2. Москвина М. Кто сочинил повесть? // «Пионер». 1989. № 10. — С. 51.
  3. Страница проекта: www.tundrafilm.com/projects/vasian/, см. также www.proficinema.ru/picture-making/russian/detail.php?ID=13163.
  4. [www.action-magazine.ru/athome/?curpage=4|91 Приключения Росса откладываются (14.04.2008)]

Ссылки

  • [lib.ru/KOWAL/loshakow.txt Текст повести на lib.ru]
  • [www.fictionbook.ru/author/koval_yuriyi_iosifovich/priklyuche_2_promah_grajdanina_loshakova/koval_priklyuche_2_promah_grajdanina_loshakova.html Текст повести на на fictionbook.ru]
  • [web.archive.org/web/20070531181722/sovietthings.narod.ru/zhurnaly/Pioner.html Сканированные выпуски журнала «Пионер» в формате Djvu]

Отрывок, характеризующий Промах гражданина Лошакова

– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.