Пучков, Лев Александрович
| Пучков Лев Александрович | |||||||||||||||
| Дата рождения: | |||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Место рождения: |
с. Порецкое, Чувашская АССР, РСФСР, СССР | ||||||||||||||
| Страна: |
СССР, Россия | ||||||||||||||
| Научная сфера: |
горные науки | ||||||||||||||
| Место работы: | |||||||||||||||
| Учёная степень: | |||||||||||||||
| Учёное звание: | |||||||||||||||
| Альма-матер: | |||||||||||||||
| Известен как: |
ректор, затем Президент МГГУ | ||||||||||||||
| Награды и премии: |
БиографияРодился 5 июля 1938 года в селе Порецкое, Чувашская АССР. В 1961 году окончил Московский горный институт (ныне — Московский государственный горный университет), получив квалификацию горного инженера. С 1961 по 1963 год работал в Горном институте Кольского филиала Академии наук СССР, где специализировался на изучении проблем подземной аэрогазодинамики. С 1963 по 1966 год проходил обучение в аспирантуре Московского горного института (кафедра Рудничной аэрологии). В 1966 году защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидита технических наук и продолжил педагогическую и научную работу на той же кафедре. Специализировался на проблемах автоматизированного контроля и управления метаном в системах дегазации и вентиляции угольных шахт. В 1974 году защитил докторскую диссертацию на тему «Аэродинамические основы оперативного управления вентиляцией газовых шахт». С 1981 по 1992 год занимался созданием систем автоматизированного управления метаном в угольных шахтах (Донбасс) и разработкой новых методов расчета и конструирования систем вентиляции глубоких рудников (Норильск). В 1987 году стал первым демократически избранным ректором Московского горного института и возглавил высшее горное образование СССР и 1992 года — России, как председатель Учебно-методического объединения по высшему образованию в этой области. Инициировал создание новых специальностей по подготовке инженеров для горной промышленности в области горной экологии и производственной безопасности, взрывного дела, информационных технологий, финансов и кредита. В 1991 году избран Членом-корреспондентом Российской Академии наук[1]. В 1992 году избран Действительным членом Международного общества профессоров горного дела, а в 1995-1996 годах возглавлял его в качестве Президента. Систематически выступал с докладами о развитии горных наук и подготовке горных инженеров в России, участвовал в разработке документов в этой области. В 1992 году инициировал подготовку Меморандума о сотрудничестве в области горных исследований между МГГУ и Горным бюро США</span>ruen, который был подписан в 1994 году как составная часть Договора о научно-техническом сотрудничестве между США и Российской Федерацией (известного под названием «Черномырдин – Гор»), в рамках которого проведены совместные исследования в области горных наук. В 1994 году организовал создание Центра стратегических исследований в горном деле, в котором под руководством Л. А. Пучкова проводились исследования в области влияния горного дела на развитие макроэкономики стран, глобализации горного дела и его значения в развитии цивилизации. С 1992 года — академик Российской Академии естественных наук. С 1995 по 2012 год — Вице-президент, с 2012 года — член Президиума Академии горных [2]. С 1999 года — академик Российской инженерной академии[3]. Член Президиума Международной Академии наук высшей школы[4]. Научный вкладОсновные направления научной деятельности:
Руководитель научно-исследовательской школы «Подземные горные системы». Главный редактор Горного журнала, председатель редакционного Совета издательства МГГУ, член редколлегий четырёх российских и двух иностранных горных журналов. Автор более 300 научных трудов и учебных изданий. Под его руководством подготовлено 17 докторов и 32 кандидата технических наук. Награды и премииНаграждён орденами:
Заслуженный деятель науки Российской Федерации (1997 г.). Лауреат Премии Правительства Российской Федерации в области науки и техники (2003 г.). Лауреат Премии Российской Академии наук им. академика Н. В. Мельникова (1998 г.) — за серию работ «Комплексное освоение газоносных угольных месторождений»[5]; Лауреат Премии им. академика А. А. Скочинского (1997 и 2003). Почётный член Академии наук Республики Башкортостан (1998)[6]. С 2003 года — Иностранный член Югославской Международной академии. Почётный доктор и профессор университетов Венгрии, Болгарии, Румынии, Китая, Украины, Казахстана и Киргизии. «Почётный работник топливно-энергетического комплекса» (1998). Полный кавалер отраслевой награды "Шахтёрская слава". Кавалер золотого Знака «Горняк России» НП «Горнопромышленники России». Напишите отзыв о статье "Пучков, Лев Александрович"Литература
Примечания
Ссылки
Отрывок, характеризующий Пучков, Лев АлександровичРусская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них. Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого. В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться. «Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают». Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано. 2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру. Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление. – Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен. Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт. Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября. 4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями. – Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки: «Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место. Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова. – Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов. – Нет, и генерала нет. Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому. – Нет, уехали. «Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там. – Да где же это? – А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом. – Да как же там, за цепью? – Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников. Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни. «Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака. – Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!.. Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему. – Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет! На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было. Категории:
Навигация | ||||||||||||||
