Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура (нем. Differenz der demokritischen und epikureischen Naturphilosophie) — докторская диссертация К. Маркса. Написана в 1839-1841 годах. Явилась важным этапом в формировании взглядов Маркса. Выступая в ней в целом с идеалистических, гегельянских позиций, он отстаивает в ней атеистические взгляды и принцип активного отношения философии к жизни. Актуальность диссертации заключалась в том, что Демокрит являлся таким же классиком древней философии, как Гегель - новейшей философии, Эпикур - последователь Демокрита, творчески развивший его учение, аналогично последователям Гегеля в новейшую эпоху. Таким образом, изучив эволюцию взглядов Эпикура по отношению к Демокриту, можно было предвидеть эволюцию взглядов гегельянцев по отношению к Гегелю[1].

В предисловии к ней указано важное значение таких направлений философской мысли древнего мира, как школа Эпикура, стоицизм и скептицизм и провозглашается воинствующий атеизм.

Эти системы составляют ключ к истинной истории греческой философии. [2]
Философия...всегда будет заявлять - вместе с Эпикуром - своим противникам:

"Нечестив не тот, кто отвергает богов толпы, а тот, кто присоединяется к мнению толпы о богах"... Признание Прометея

По правде, всех богов я ненавижу,

есть её собственное признание, её собственное изречение, направленное против всех небесных и земных богов.

[2]

Маркс даёт высокую оценку философии великих греческих атомистов Демокрита и Эпикура. В учении Эпикура о самопроизвольном отклонении атомов Маркс выявил элементы диалектики, рассматривая его как диалектический принцип самодвижения.

Так, добро есть бегство от зла, а наслаждение есть уклонение от страдания.[3]
Маркс высказывается за активную роль философии в процессе изменения неразумного мира, отстаивает принцип диалектического единства философии и жизни.
...в той мере, в какой мир становится философским, философия становится

мирской, её осуществление есть вместе с тем её потеря.[4]

Маркс отмечает, что
Доказательства бытия бога представляют собой не что иное, как пустые тавтологии[5]
В диссертации Маркс делает вывод, что вера в богов возникает на первой ступени в развитии человеческого сознания. Её порождает примитивный уровень мышления, не способного ещё понять и объяснить мир окружающих явлений и приписывающего ему поэтому сверхъестественные, иррациональные свойства.
для кого мир неразумен, кто поэтому сам неразумен, для того бог существует.[6]

Напишите отзыв о статье "Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура"



Примечания

Литература

Отрывок, характеризующий Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура

– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.