Романов, Николай Яковлевич

Николай Романов
Имя при рождении:	Николай Яковлевич Романов
Дата рождения:	16 февраля 1908(1908-02-16)
Место рождения:	Москва, Российская империя
Дата смерти:	10 сентября 1991(1991-09-10) (83 года)
Место смерти:	Москва, СССР
Гражданство:	СССР СССР
Профессия:	актёр
Карьера:	1927—1985

Никола́й Я́ковлевич Рома́нов (16 февраля 1908, Москва — 10 сентября 1991, Москва) — советский актёр театра и кино. В кино играл небольшие эпизодические роли. Советскому и российскому зрителю Николай Романов известен, главным образом, по роли шефа контрабандистов в популярной комедии Леонида Гайдая «Бриллиантовая рука».

Биография

Николай Романов начал актёрскую карьеру ещё в немом кино. В 1929 году он окончил кинокурсы имени Б. В. Чайковского и с 1929 по 1932 год работал актёром на киностудии «Межрабпомфильм».

Успев сняться в семи картинах, Николай Романов 8 апреля 1932 года был арестован. Актёра осудили на пять лет и направили в лагерь на Беломорканале, однако уже июне 1935 года он был досрочно освобождён.

Романов пошёл работать в Куйбышевский драмтеатр, поскольку возвращаться в Москву ему было запрещено. В том же 1935 году Николай Яковлевич женился на актрисе того же театра Ольге Дмитриевне Петровой и в 1939 году у них родился сын.

Николай Романов проработал в Куйбышевском театре до 1937 года, после чего играл в Тульском ТЮЗе (1937—1938), Острогожевском драмтеатре (1938), Петропавловском русском драматическом театре (1938—1939), Марийском театре (1939—1940), Куйбышевском ТЮЗе (1940—1941), драмтеатре города Барыш (1941), Сызранском городском театре (1942), Сталинградском областном драматическом театре (1942—1943), Камышинском драмтеатре (1943—1945), Бобруйском областном драматическом театре (1945—1947), Гродненском областном драматическом театре (1947—1949), Архангельском большом драматическом театре (1949—1950), драматическом театре города Кимры (1950—1957).

В 1958 году семья Романовых переехала в Москву, а в 1961-м, после реабилитации, Николай Яковлевич был принят на Киностудию имени Горького, где работал до 1972 года.

Фильмография

1. 1927 — Два друга, модель и подруга — комсомолец
2. 1927 — Кто ты такой?
3. 1927 — Москва в Октябре — гимназист
4. 1927 — Ухабы — комсомолец
5. 1928 — Кукла с миллионами — молодой человек
6. 1929 — СЭП № 1 — Колька
7. 1931 — Путёвка в жизнь — беспризорник
8. 1933 — Дезертир — Генрих
9. 1963 — Большие и маленькие — Мухин, отец ученика Мухина
10. 1963 — Если ты прав… — Михаил Абрамович
11. 1963 — Им покоряется небо — врач Николай Павлович
12. 1963 — Королевство кривых зеркал — придворный в сером парике
13. 1964 — Дальние страны — Серафим
14. 1965 — Брошенная трубка — дедушка
15. 1965 — Двадцать лет спустя — врач
16. 1966 — Зося — лейтенант
17. 1967 — Морские рассказы — чиновник морского ведомства
18. 1967 — Дай лапу, Друг! — кассир
19. 1967 — Огонь, вода и… медные трубы — мудрец
20. 1967 — Я вас любил…
21. 1968 — Братья Карамазовы
22. 1968 — Бриллиантовая рука — Шеф
23. 1968 — Зигзаг удачи — покупатель апельсинов
24. 1968 — Крах — иностранный журналист
25. 1968 — Шестое июля — делегат съезда
26. 1969 — Главный свидетель — адвокат
27. 1969 — Преступление и наказание — чиновник
28. 1969 — Старый дом — чиновник
29. 1970 — Вас вызывает Таймыр — профессор
30. 1970 — Один из нас — смотритель музея
31. 1970 — Поезд в завтрашний день — работник Совнаркома
32. 1971 — Достояние республики — продавец оружия
33. 1972 — На углу Арбата и улицы Бубулинас
34. 1973 — Берега — бухгалтер
35. 1974 — Иван да Марья — звонарь
36. 1981 — Механик
37. 1985 — Змеелов

Ссылки

• [a-tremasov.ru/romanov-nikolaj-yakovlevich Николай Романов в Авторском проекте Алексея Тремасова]

Отрывок, характеризующий Романов, Николай Яковлевич

– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.