Романычев, Михаил Григорьевич

Михаил Григорьевич Романычев
Дата рождения	1898(1898)
Место рождения	деревня Строгино (район Москвы), Российская империя
Дата смерти	10 июня 1963(1963-06-10)
Место смерти	Москва, Советский Союз
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР  СССР
Род войск	Военная юстиция
Годы службы	1918 — 1949
Звание
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии
В отставке	с марта 1949 на пенсии

Михаил Григорьевич Романычев (1898 — 1963) — член Верховного суда СССР, начальник отдела военно-морских трибуналов Военной коллегии, генерал-майор юстиции (1943).

Биография

Русский, в РККА с 1918 по 1928, в РККФ с 1928. Красноармеец-переписчик, помощник делопроизводителя Московского окружного комиссариата по военным делам, помощник инспектора секретного отдела Особого отдела ВЧК при РВСР с февраля 1918 по октябрь 1919. Военный следователь, секретарь отдела ревтрибуналов при 53-й пограничной дивизии с октября 1919 по сентябрь 1920. Помощник секретаря, секретарь, начальник судебно-исполнительной части, старший секретарь революционного трибунала Западного фронта с сентября 1920 по июль 1922. Член коллегии Военного трибунала 14-й стрелковой дивизии и 2-го стрелкового корпуса с июля 1922 по август 1923, заместитель председателя Военного трибунала 17-й стрелковой дивизии Московского военного округа с августа 1923 по июнь 1924. Член коллегии Военного трибунала 18-го стрелкового корпуса с июня по сентябрь 1924, председатель 1-го отдела военного трибунала с сентября 1924 по май 1925, 12-й стрелковой дивизии с мая 1925 по сентябрь 1926, член коллегии Военного трибунала Сибирского военного округа с сентября 1926 по ноябрь 1928. Член коллегии с ноября 1928 по февраль 1931, заместитель председателя с февраля 1931 по август 1937, председатель с августа 1937 по июнь 1938 Военного трибунала Черноморского флота. Член Верховного суда СССР с июня 1938 по март 1946 и одновременно начальник отдела военно-морских трибуналов Военной коллегии. 24 июля 1941 Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством М. Г. Романычева совершила акт гражданского мужества и юридической объективности, вынеся оправдательный приговор в отношении необоснованно репрессированного М. С. Кедрова. С перерывом заочно учился в Военно-юридической академии РККА с марта 1946 по февраль 1949. С марта 1949 на пенсии.

Звания

• бригвоенюрист (21 апреля 1936);
• диввоенюрист (17 декабря 1938);
• корвоенюрист (24 февраля 1942);
• генерал-майор (18 апреля 1943).

Награды

Награждён орденом Ленина (1945), Красного Знамени (1944), Отечественной войны I степени (1944), Красной Звезды (1943), медалями.

Литература

• Лурье В. М. Адмиралы и генералы Военно-морского флота СССР в период Великой Отечественной и советско-японской войн (1941-1945). Спб.: Русско-балтийский информационный центр БЛИЦ, 2001. - 280 с. ISBN 5-86789-102-X.

Ссылки

• [rosgenea.ru/?alf=17&serchcatal=%D0%EE%EC%E0%ED%FB%F7%E5%E2&r=4 Центр генеалогических исследований]
• [tzem.info/person/info/4532 Хроника Великой войны: 1939-1945]

Отрывок, характеризующий Романычев, Михаил Григорьевич

После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.