Ртутное и угольное дело А. Ауэрбаха и Ко, Акционерное общество

Акционерное общество «Ртутное и угольное дело А. Ауэрбаха и Ко» было зарегистрировано выдающимся русским горным инженером и предпринимателем, действительным статским советником А. А. Ауэрбахом в 1896 году (Устав Высочайше утвержден 3 мая 1896 года, и изменен Высочайше утвержденным 11 мая 1912 года Положением Совета Министров).

В 1885 году Александр Андреевич Ауэрбах, на тот момент уже признанный специалист горно-рудного дела, занимавший должность управляющего медеплавильными заводами в Богословском горном округе Пермской губернии, знакомится с материалами по Горловскому ртутному месторождению, которые ему предоставил горный инженер из Донбасса А. В. Миненков с просьбой дать свое заключение. Проанализировав предоставленные материалы и убедившись в перспективности найденного месторождения, он 3 марта 1885 года заключает арендный договор с Обществом Никитовских крестьян на право разработки на их землях ртутных руд и принимает решение о строительстве рудника, завода и жилого поселка.

С этой целью А. Ауэрбах в том же 1885 году создает «Товарищество ртутного производства А. Ауэрбах и Ко», в состав которого вошли А. Миненков, В. Половцев, А. Евдокимов, И. Досс, Д. Стасов. Весной 1886 года было начато строительство завода, на котором уже 14 декабря была обожжена первая руда. Завод постепенно расширялся, постоянно наращивая объёмы выпускаемой продукции, начал поставлять ртуть и за границу. Только за первые три года работы было добыто 1 125 000 пудов руды, показательным был и 1887 год, в котором было выплавлено 390 пуд. ртути.

В 1889 году Товарищество А. Ауэрбаха приобретает у горловского помещика Фурсова промышленную шахту — Фурсовский каменноугольный рудник. Впоследствии на месте Фурсовского рудника были построены две шахты — «Мария» и «Людмила», названные в честь дочерей Ауэрбаха.

В 1895 году у Товарищества возникли финансовые трудности, связанные с капитальными затратами на расширение рудника и погашения ссуды. С целью выхода из создавшейся ситуации было принято решение преобразовать товарищество в акционерное общество. На общем собрании в мае 1896 года был утвержден устав акционерного общества «Ртутное и угольное дело А. Ауэрбаха и Ко», основной капитал которого был определен в 2 250 000 руб., распределенных в 12 000 акций по 187 руб. 50 коп. за каждую. При распределении должностей А. Ауэрбах занял должность директора — распорядителя, получив 3560 акций.

Изначально А. А. Ауэрбахом планировалось довести добычу угля до 7-10 млн пуд. в год, так как угольное дело давало постоянную прибыль, пласты угля залегали равномерно и не имели таких колебаний, как ртутные. Основываясь на его отчете, акционерное общество строит вблизи рудника сортировочную и углепромывочную фабрики, подведя к ним водопровод. Вся прибыль, получаемая от ртутного производства, начиная с 1898 года стала вкладываться в угольный рудник, что впоследствии привело к его упадку и ухудшению финансового положения общества, чему во многом поспособствовал кризис, охвативший экономику России в 1900—1903 годах, в результате которого резко упал спрос на уголь и металл, что привело к значительному снижению цен и сокращению производства.

После продолжавшихся несколько лет потрясений, приведших в том числе ко временной консервации ртутного рудника и бездействию угольных шахт, в 1912 году в результате новой реорганизации владельцем АО «Ртутное и угольное дело А. Ауэрбаха и Ко» стал Азово-Донской банк, а основной капитал Общества увеличился до 3,6 млн руб.

Как явствует из архивных данных, в 1912 году только на шахте «Мария» акционерного общества А. Ауэрбаха «служащих, инженеров — 6, штейгеров (горных мастеров) — 3, прочих — 44, рабочих — 1510, для нужд которых имеется колонна из 338 семейных домов на 660 квартир и 12 казарм на 730 человек».

Дальнейшая деятельность общества совпала с экономическим подъёмом, который начался в стране. Начиная с 1912 года реорганизованное акционерное общество, кроме эксплуатации угольных копей, проводит новую разведку ртутных руд., в 1913 году приобретает угольную копь у Алексеевского горнопромышленного общества. Однако октябрьские события 1917 года прекратили деятельность общества «Ртутное и угольное дело А. Ауэрбаха и К», а 23 января 1918 года предприятие было национализировано Советской властью.

В 1930 г., в эпоху индустриализации, шахта «Мария» переименована в «Комсомолец». С 2007 г. на ней прекращена промышленная добыча угля.

См. также

• Горная промышленность
• Железорудная промышленность
• Донецкий каменноугольный бассейн

Примечания

К:Википедия:Изолированные статьи (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Ртутное и угольное дело А. Ауэрбаха и Ко, Акционерное общество

– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.