Руже де Лиль, Клод Жозеф

Клод Жозеф Руже де Лиль фр. Claude Joseph Rouget de Lisle
Основная информация
Дата рождения	10 мая 1760(1760-05-10)
Место рождения	Лон-ле-Сонье, департамент Юра
Дата смерти	26 июня 1836(1836-06-26) (76 лет)
Место смерти	Шуази-ле-Руа, департамент Сена и Уаза
Страна	Франция Франция
Профессии	композитор, поэт
Жанры	Классика
Награды

Клод Жозе́ф Руже́ де Лиль (фр. Claude Joseph Rouget de Lisle; 10 мая 1760, Лон-ле-Сонье, департамент Юра — 26 июня 1836, Шуази-ле-Руа, департамент Сена и Уаза) — французский поэт и композитор, в 1792 году написавший слова и музыку для революционного гимна «Марсельеза».

Биография

Руже де Лиль был военным инженером, дослужился до звания капитана. Песня, обессмертившая его имя, Марсельеза, была написана в Страсбурге, где в апреле 1792 года была расквартирована его часть. Первая часть песни называлась Chant de guerre de l’armée du Rhin («Боевая песня Рейнской армии»), а название Марсельеза получил позднее благодаря политику Шарлю Жану Мари Барбару, уроженцу Марселя. Сапёрный офицер Руже де Лиль был умеренным республиканцем. После прихода к власти якобинцев он подает в отставку, а затем он был обвинён в контрреволюционной деятельности и брошен в тюрьму. Только падение Робеспьера спасло его. Был освобождён после термидорианского переворота.

Руже де Лиль написал несколько других песен на манер Марсельезы, которые опубликовал в 1825 году в сборнике Chants français (Французские песни), где также было около 50 песен разных авторов, музыку к которым написал Руже де Лиль. Его Essais en vers et en prose (Эссе в стихах и прозе, 1797) содержат Марсельезу; рассказы Adelaide et Monville о сентиментальном ребёнке; а также несколько других стихотворений.Перевёл на французский басни И. А. Крылова. Входил в двжение сен-симонистов написал для них "Гимн индустриалов".

В конце декабря 1830 года Берлиозу вручили письмо. Адрес отправителя был ему неизвествен: «Шуази ле Руа», Письмо писала старческая рука: «Мы с Вами незнакомы, господин Берлиоз, не хотите ли познакомиться? Ваша голова подобна постоянно действующему вулкану, а в моей никогда не было ничего, кроме горящей соломы, которая, погаснув, продолжает ещё слегка дымиться… И все же из богатств Вашего вулкана и остатков моего соломенного пламени, соединенных вместе, может что-нибудь получиться…» Подпись: «Руже де Лиль». Забытый, всеми брошенный, одинокий старик.

Его прах был перенесён из Шуази-ле-Руа в дом Инвалидов в Париже 14 июля 1915, во время Первой мировой войны и был похоронен рядом с Наполеоном.

Ссылки

• Руже-де-Лиль, Клод-Жозеф // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Ст. Цвейг. Гений одной ночи. Марсельеза. 25 апреля 1792 года // [ageofbook.com/classics/tsvejg-stefan/161-zvezdnye-chasy-chelovechestva-cvejjg-stefan.html Звёздные часы человечества]. — Текст, 2006. — ISBN 5-7516-0592-6.

Отрывок, характеризующий Руже де Лиль, Клод Жозеф

– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.