Саркисянц, Мануэль
Мануэль Саркисянц | |
нем. Emanuel Sarkisyanz | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: |
Баку, Закавказская Социалистическая Федеративная Советская Республика |
Дата смерти: |
Мануэль Саркисянц (нем. Emanuel Sarkisyanz, 23 июня 1923—12 марта 2015) — социолог, политолог, историк, почетный профессор Гейдельбергского университета и член Академии наук Юкатана, Мексика. Исследователь религиозных истоков народнического социализма России, Латинской Америки, Юго-Восточной Азии. Армянин по национальности.
Содержание
Биография
Саркисянц учился в Тегеранском университете, Иранском институте в Нью-Йорке. В 1952 году получил докторскую степень в Чикагском университете.
В 1956 году издал свою первую книгу «Россия и мессианизм Востока»[1] (русский перевод вышел в 2005 в издательстве Санкт-Петербургского университета), предисловие к которой написал Питирим Сорокин. С 1956 по 1958 был референтом по Юго-Восточной Азии Немецкого общества внешней политики (DGAP). В 1960 году приглашенный профессор истории в университете Киля. С 1961 по 1962 год истории и политике Южной Азии во Фрайбурге и с 1962 по 1963 приглашенный профессор в университете Канзаса. 1963—1967 годах был доцентом во Фрайбургском университете.
В 1965 г. вышла его книга «Буддийский контекст бирманской революции» о буддистских истоках азиатского социализма. С 1967 года был профессором политологии института Южной Азии Гейдельбергского университета. Стал известен своим курсом лекций об английских корнях немецкого фашизма. Изданы отдельной книгой под названием «Английские модели Гитлера. От британской к баварско-австрийской расе властителей» (русский перевод вышел в 2003 г. в петербургском издательстве «Академический проект»). Саркисянц обнаруживает истоки нацистской философии в империалистической идеологии и практике Британской империи. По мнению Саркисянца, настоящим учителем нацистов был английский философ Томас Карлейль[1].
После ухода на пенсию жил поочередно в Кетч в Гейдельберге и Мерида, Мексика.
Библиография
[www.ozon.ru/context/detail/id/1719064/ Английские корни немецкого фашизма От британской к австро-баварской «расе господ»] / Перевод с нем. Издательство: Академический Проект, ISBN 5-7331-0169-5; 2003 г.
[www.redov.ru/istorija/rossija_i_messianizm_k_russkoi_idee_n_a_berdjaeva/p2.php Россия и мессианизм. К «русской идее» Н. А. Бердяева] / Перевод с нем. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005—272 с. ISBN 5-288-03601-2
Напишите отзыв о статье "Саркисянц, Мануэль"
Примечания
Ссылки
- [expert.ru/northwest/2003/22/22no-scultur_51381/ Последний романтик] // Эксперт.
- [www.apn.ru/publications/article9755.htm «Колониальный империализм был лабораторией расизма!»] // АПН.
- [www.apn.ru/publications/print10491.htm Неудобные истоки] // АПН.
- [scepsis.net/library/id_2069.html Английские корни немецкого фашизма. От британской к австробаварской «расе господ»] // Скепсис
Отрывок, характеризующий Саркисянц, Мануэль
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.
Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».