Сватош, Зенон Францевич
| Зенон Францевич Сватош | |
 | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Научная сфера: | |
| Место работы: | |
| Известен как: | |
Зено́н Фра́нцевич Сва́тош (1886, станица Крымская, Кубанская область — 1949, Баргузинский район, БМ АССР) — российский и советский учёный — зоолог, один из основателей и второй директор Баргузинского заповедника, старейшего в России.
Биография
Родился в 1886 году в семье чешских[1] эмигрантов из Хрудима в кубанской станице Крымской.
С детства увлёкся биологией и, в частности, зоологией. В дальнейшем эти увлечения стали его профессией на всю жизнь.
Рано оставшись сиротой, переехал к родственникам в Крым, где в Симферополе окончил реальное училище. В юности участвовал в экспедиции в Бухару.
Трудовую деятельность начал в Зоологическом институте в Санкт-Петербурге в должности специалиста-препаратора. Первая его заграничная командировка состоялась в 1911 — 1912 годах в Африку, где проявился его талант учёного. Благодаря работе Сватоша, Зоологический музей пополнился сотнями экспонатов африканской фауны.
Именно поэтому по прибытии в Петербург в том же году его пригласил принять участие в своей экспедиции полярный исследователь Владимир Русанов на судне "Геркулес". Известно, что эта экспедиция, в которой планировалось изучить Северный морской путь, погибла. Никто из экипажа не выжил, за исключением Зенона Сватоша и двух его товарищей, которых Русанов высадил на Кольском полуострове с целью передать в Санкт-Петербург полученные ранее научные данные. Это и спасло Сватошу жизнь[2]
Когда началась Первая мировая война, России срочно понадобилось искать источники для пополнения бюджета для ведении войны, закупки вооружения. Одним из таких источников была добыча и в дальнейшем продажа на заграничных рынках мехов и пушнины. Однако, практически неограниченный промысел пушных зверей привёл к их резкому сокращению ещё до начала войны. Особенно катастрофическое положение сложилось с численностью соболей. Поэтому были организованы «соболиные экспедиции» в различные районы Сибири для изучения положения на местах.
Баргузинский заповедник
Одна из таких экспедиций, в которую входил и З. Ф. Сватош, прибыла в 1914 году в район Баргузинского хребта. Тёмный мех местного соболя считался наиболее ценным.
Результаты этой экспедиции были неутешительны — учёные насчитали всего несколько десятков голов баргузинского соболя. В связи с этим в 1916 году и было принято решение правительства России об учреждении Баргузинского соболиного заповедника, первого государственного заповедника в России. В его состав входили заповедные территории и охотничий участок.
Однако становление заповедника пришлось на годы Первой мировой и гражданской войн, послевоенной разрухи. И все эти годы одним из главных её сотрудников, а впоследствии и директором был Зенон Сватош. Благодаря его научному таланту и самоотверженному характеру жемчужина Сибири — баргузинский соболь — сначала восстановил свой ареал, а потом медленно, но верно начала возрастать и его численность. Этот процесс продолжается и в наши дни.
Умер Зенон Францевич Сватош в 1949 году там же, где отдал более тридцати лет своей жизни ради благородной цели — сохранению природы. Похоронен в Баргузине.
Память
- Именем Зенона Сватоша назван теплоход[3], который совершает рейсы по Байкалу в прибрежной части заповедника, перевозя грузы и сотрудников Баргузинского заповедника.
- В селе Баргузин существует улица Зенона Сватоша. Сохранился дом, в котором жил учёный.
Напишите отзыв о статье "Сватош, Зенон Францевич"
Примечания
См. также
Отрывок, характеризующий Сватош, Зенон Францевич
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
