Свято-Тихоновский монастырь (Торопец)

Монастырь
Свято-Тихоновский
Страна	Россия
Конфессия	Русская православная церковь
Епархия	Ржевская
Тип	женский
Архитектурный стиль	город
Первое упоминание	XVI век
Дата основания	XI век
Основные даты: Упразднен — 1764 Возрожден — 6 октября 2005 года
Здания: Никольский храм • Покровский храм
Настоятель	монахиня Иоанна (Калашникова)
Статус	действует

Свято-Тихоновский монастырь — женский монастырь Русской православной церкви, основанный 6 октября 2005 года указом Священного Синода и находящийся в городе Торопец Тверской области. Назван в честь патриарха Тихона, возглавляющего сонм Новомучеников и Исповедников Российских, пострадавших в годы безбожной власти.

Монашеская молитва возносится к небесам на этой исторической земле много сотен лет, так как современный монастырь возрожден на месте бывшего мужского Николаевского монастыря, существовавшего практически с момента основания древнего города Кривитеска -Торопца (1074 год).

Настоятельница — монахиня Иоанна (Калашникова).

История

Ориентировочно во второй половине XI века на подступах к Торопцу, на берегу озера Заликовье, был основан мужской «Николаевский особный» монастырь.

«...Близ древнего города... существовал мужской Никольский монастырь. Если в 1211 году княживший в Новгороде Мстислав Мстиславич нашел возможным отправить в Торопец в заточение архиепископа Митрофана, то надо предполагать, что там был уже монастырь, который мог бы служить ему местом заключения...»

И далее

«В Никольской церкви при которой несомненно существовал монастырь, на древней иконе чудотворца Николая находятся два бедные привеса: крестик и костяная резная панагия, которые могут быть отнесены к числу изделий XII века»

Существуют и другие свидетельства древности монастыря, описание его храмов, водных и земельных владений. Вот, например, выдержка из описи Николаевского особого монастыря города Торопца 1763 года:

«Николаевский особый монастырь имеется в посаде города Торопца при Санкт-Петербургской улице близ Никольского выгона. В том монастыре настоящая церковь во имя св. Николая Чудотворца, придел с левой стороны Сергия игумена Радонежского Чудотворца, в них два престола, по одной главе обитых жестию, кресты деревянные обиты же жестью и позлащены. Трапеза против обоих церквей... При ней два рундука каменныя. Близ оной настоящей церкви к полуденной стороне колокольня об одном партаменте, на ней глава и крест деревянный, обиты жестью, на которой колоколов восемь. Длиною оная колокольня в фундаменте на 3 шириною на 3-х же саженях. На западной стороне против той церкви игуменская келья деревянная с сенями и чуланом. По правую сторону церкви к востоку — святые ворота, а по обе стороны около оных ворот две фортки и как оные ворота так и на фортках крыша тесовая малеванная. Идя в монастырь по левую строну тех святых ворот к полудне другие ворота двойные, а между оных ворот ограда деревянная, забранная в столбы без крышки длиною на 20 саженях, а с трех сторон ограды ничего не имеется.»

В 1337 году Торопец постигли две большие беды – пожар и наводнение, которые уничтожили почти все постройки города. Данное бедствие было таким обширным, что город пришлось заново отстраивать на новом месте. Николаевский монастырь, который ранее располагался на берегу озера Заликовье, также был перенесен – он был заново отстроен возле острога, окружавшего посад. До нашего времени дошла Торопецкая писцовая книга, составленная при Иване Грозном. В этой книге упоминается и Николаевский монастырь – монастырь состоял из деревянной церкви во имя Николая Чудотворца и придела Покрова Пресвятой Богородицы, монастырь населяли игумен, священник, диакон и 40 монахов. Николаевский монастырь был небогат: сел, крестьян, пахотной земли не имел, пользовался правом рыбной ловли в нескольких озерах. Монастырю принадлежало одно озеро, Гольцев наволок (место прежнего расположения монастыря), а также часть мельницы на реке Уклеинке.

В 1627-1628 годах проводилась перепись податного населения. По результатам проведенной переписи упоминался и Николаевский монастырь, в котором был игумен, два священника, диакон, 33 монаха. Помимо имевшейся ранее деревянной церкви к этому времени в монастыре появился теплый храм Покрова Божией Матери с приделами св. Иоанна Богослова и прп. Сергия.

Очередной крупный пожар в 1634 году уничтожил весь посад, а вместе с ним и располагавшийся там Николаевский монастырь. Построенная в 1666 году Никольская церковь стала первой каменной постройкой в городе.

Монастырь играл важную роль в культурной жизни города. В начале XVIII века при монастыре была основана школа, в которой обучали славянской грамоте, а также чтению и письму на латинском, польском и греческом языках.

26 февраля (8 марта) 1764 года императрицей Екатериной II был подписан манифест о секуляризации церковных земель , согласно которому земли и крепостные крестьяне подлежали изъятию из монастырской собственности и передавались в государственную казну. Большая часть существовавших на то время монастырей (примерно две трети) были упразднены, среди которых оказался и Николаевский монастырь, а Никольская церковь стала приходской.

Уже после упразднения монастыря на месте сгоревшего деревянного Покровского храма на деньги знаменитого купца 1-й гильдии Якова Васильевича Туфанова был построен храм в честь Покрова Божией Матери.

Новая история

1969 год — в паспорте Памятника отмечено, что таковой используется Торопецкой межрайонной базой облснабсбыта под склад.

Колокольня и монастырская ограда были уничтожены и разобраны на кирпичи накануне Великой Отечественной войны. До настоящего времени зияют раны и шрамы на прекрасной лепнине Покровского храма, содраны уникальные чугунные плиты пола в бывшем магазине, разрушаются фрески, фундаменты, сгнили полы, стоят оскверненные алтари, протекают крыши.

2005 год — Священный Синод РПЦ утвердил создание Православного Свято-Тихоновского женского монастыря в городе Торопец. Приезжают первые насельницы вместе с будущей Настоятельницей — монахиней Иоанной (Калашниковой), начинается молитвенное делание. 9 октября в Никольском храме проходит первая Божественная литургия и Крестный ход, в которых принимают участие более 200 человек.

2006 год — начаты постоянные богослужения. Приезжают первые паломники.

2007 год — начаты противоаварийные и реставрационные работы на Никольском и Покровском храмах.

2008 год — освящен мп. Виктором и поднят крест над Никольским храмом. На историческом камне, из-под фундамента Никольского храма, установлена и освящена мп. Виктором доска в память 90-летия расстрела Царской Семьи.

2009 год — освящен мп. Виктором и поднят крест над Сергиевским пределом Никольского храма.

2010 год — восстановлен разрушенный алтарь Сергиевского предела Никольского храма. Под престолом заложен ковчег с именами всех жертвователей на возрождение обители. 9 мая освящен Собором Торопецкого духовенства Поклонный крест на месте воинских захоронений.

2011 год — 11 сентября поднят крест над Покровским храмом, освященный мп. Виктором и еп. Адрианом. Накануне торжества над обителью были явлены две радуги (как образ двух Святителей).

2012 год — Покрыты медью купол и кровля четверика Покровского храма. Сформирована и освящена монастырская библиотека.

Постройки

• Никольский храм XVII в. — Каменная Никольская церковь, с Сергиевским приделом (зимним), В 1666 году началось строительство Николаевской церкви – первой каменной постройки в городе. Освящение состоялось 29 апреля 1697 года.Предположительно архитектурный облик Никольской церкви, дошедший до наших дней, является результатом обновления постройки после повреждения ее пожаром в 1742 году. Кроме того, церковь еще перестраивалась в 1697 году Не исключено, что произошло расширение церкви. Имеется указание на то, что выдан «антиминс по освящению церкви в приделе чудотворца Сергия в городе Торопце в Николаевский особый монастырь». После упразднения монастыря вновь открыта с 2005 года (историко-архитектурный памятник культуры Федерального значения);
• Покровский храм XVIII в. — В 1766 году было начато строительство церкви Покрова Пресвятой Богородицы с приделами святителя Иакова Исповедника и святителя Иоанна Богослова,  а 19 октября 1774 года она была освящена. Покровский храм считается незаурядным памятником провинциальной архитектуры в стиле барокко. Созданный под влиянием столичной (Петербургской) художественной школы, он резко выделяется среди торопецких храмов своего времени. Здание имеет центрическую ярусную композицию с выразительным силуэтом. Квадратный в плане с сильно скругленными углами нижний объем несет высокий восьмерик, увенчанный световым восьмигранным барабаном. Особую ценность представляет собой хорошо сохранившаяся лепная отделка интерьера. Ныне не действует (историко-архитектурный памятник культуры Федерального значения);

Храмы дошли до нашего времени в весьма плачевном состоянии – сказались годы безбожной власти, разруха войны. При приспособлении Никольской церкви под склад почти полностью разобраны окружавшие ее с юга и запада галереи. На их месте из силикатного кирпича в прежних габаритах построены подсобные помещения. В Покровском храме организовали магазин мелкооптовой торговли. В прекрасную уникальную лепнину врезаны балки, часть ее безвозвратно уничтожена, утеплено все сооружение магазина в храме стекловатой, врезаны батареи отопительной системы, вместо фресок стены стали синего цвета и т.д.

Не сохранились на сегодняшний день:

• Трехъярусная колокольня,
• Игуменская, кельи,
• Ограда, святые врата.

Ссылки

• [www.st-tihon.ru/ Официальный сайт монастыря]

Отрывок, характеризующий Свято-Тихоновский монастырь (Торопец)

Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.