Ольгин монастырь
| Монастырь | |
Святой Равноапостольной Великой княгини Ольги
| |
 Ольгин монастырь в начале XX века. Фото Прокудина-Горского. | |
| Страна | Россия |
| Деревня | Волговерховье |
| Конфессия | Русская православная церковь |
| Епархия | Тверская и Кашинская |
| Благочиние | Осташковское |
| Дата основания | 1912 |
Ольгин монастырь — православный женский монастырь в Волговерховье (Осташковский район Тверской области). Освящён во имя святой равноапостольной великой княгини Ольги.
История
В 1649 году по указу царя Алексея Михайловича у истока Волги был устроен Волговерховский мужской монастырь Преображения Господня на горе Фавор. Однако в 1724 или 1727 году монастырь сгорел и не возобновлялся вплоть до конца XIX века. В 1897 году по инициативе архиепископа Тверского и Кашинского Димитрия и тверского губернатора князя Голицына начался сбор пожертвований на строительство новой церкви. 29 мая 1912 года произошло освящение кирпичного Спасо-Преображенского храма. Эта дата является и основанием Волговерховского женского монастыря Святой Равноапостольной Великой княгини Ольги.[1][2]
В 1928 году монастырь был закрыт, во время Великой Отечественной войны в храме располагалась конюшня.
28 декабря 1999 года Патриарх Московский и всея Руси Алексий II и Священный Синод, по прошению архиепископа Тверского и Кашинского Виктора, определил открыть у истока реки Волги женский монастырь.[3] Кроме Спасо-Преображенского собора, сохранились деревянная Никольская церковь и памятник Николаю Чудотворцу. Над истоком Волги восстановлена часовня.
Напишите отзыв о статье "Ольгин монастырь"
Ссылки
- [www.vidania.ru/monastery/book_olginskii_monastyr.html Ольгинский женский монастырь Тверской-Кашинской Епархии]
Примечания
|
Это заготовка статьи о христианском церковном здании. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Ольгин монастырь
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
