Северо-Американская духовная семинария
| Северо-Американская духовная семинария | |
|---|---|
| Международное название | St. Platon's Orthodox Theological Seminary |
| Год основания | 1905 |
| Церковь | Русская православная церковь |
| Расположение | Миннеаполис, Миннесота (1905-1912) Тенефлай, штат Нью-Йорк (1912-1923) |
Северо-Америка́нская духо́вная семина́рия (с 1912 года также Свято-Плато́новская духо́вная семина́рия) — духовная семинария Северо-Американской епархии Русской Православной Церкви, существовавшая в 1905—1923 годы.
Содержание
История
В XIX — начале XX века растущая Православная Церковь в Северной Америке испытывала нужду в священно- и церковнослужителях из числа местных жителей, так как священники и псаломщики из России часто оказывались неприспособленными для служения в Америке по причине языкового барьера, незнакомства с нравами и обычаями местной паствы, социальными порядками и законодательством страны. Кроме того, вследствие малого числа прихожан, православным священнослужителям в Америке приходилось сталкиваться с материальными проблемами, особенно в сельских районах, где они нередко были вынуждены сами заниматься сельским хозяйством[1].
Для образования местного духовенства 1 октября 1897 года в городе Миннеаполисе была создана миссионерская школа[2], преобразованная в семинарию 1 июля 1905 года епископом Тихоном (Беллавиным)[1]. Среди учащихся были уроженцы Северной Америки, России, Австро-Венгрии, получившие образование в учебных заведениях самых различных типов[1]. Во временя пребывания семинарии в Минеаполисе все службы совершались по английски.
В 1912 году епархии приобрела четырнадцать с половиной акров земли с особняк близ Тенефлай, штат Нью-Джерси и в том же году семинария была переведена туда, ближе к центру епархиальной жизни и переименована в Свято-Платоновскую Православную духовную семинарию. В особняке разместилось общежитие, классные комнаты, офисы, и часовня, освящённая в честь святого Платона, исповедника Студитского. На семинарской усадьбе разведены два плодовых сада, огороды, цветники, виноградник, устроена большая площадка для игры, приобретены две лошади, три коровы и другие домашние животные[1].
Средства на существование семинария получала от Северо-Американского духовного правления. Пополнялись они также небольшой субсидией Русского православного общества взаимопомощи и взносами воспитанников (по 18 долларов в месяц). Святейший Синод ежегодно отпускал на содержание Семинарии 3.860 рублей золотом[1].
По данным на 1914 год Семинария состояла из трёх классов, в каждом из которых воспитанники обучались по два года. Приём новых воспитанников осуществлялся через год. Принимались юноши не моложе 15,5 и не старше 26 лет. Желающие поступить подвергались приёмным экзаменам по всем предметам, изучаемым в духовных училищах в России, кроме древних языков и природоведения. Поступающие сдавали также экзамен по английскому языку и писали два сочинения — одно на русском, другое на английском языке. Преподавание велось по русски и по английски[1].
Здание Семинарии было небольшим и не могло вместить всех, кто желал обучаться. Приём на обучение всегда был ограниченным, а вступительные экзамены — строгими. Ввиду ограниченности в средствах семинарии приходилось довольствоваться очень малым преподавательским штатом. В течение шестилетнего курса в Семинарии изучались все богословские науки, которые проходились в русских семинариях, а также (по особому плану) словесность, история, математика, физика и философские науки. Изучались также история Христианства в Америке, история и обличение Брестской унии, английский язык с историей английской литературы, американское гражданское право. Древние языки, а также французский и немецкий не преподавались. Семинарская библиотека насчитывала до шести тысяч книг. Занятия, по принятому в американских учебных заведениях порядку, проходили пять дней в неделю. Все воспитанники проживали в общежитии. Летом и на праздники они отпускались в дома родителей и родственников, на практические занятия в приходские школы или в монастырь, где исполняли послушание псаломщиков[1].
В связи с событиями 1917 года, поступление материальных средств из России прекратилось, и в 1923 году семинария закрылась[3][4], после чего в течение пятнадцати лет у Северо-Американской митрополии вообще не было никакой богословской школы.
Ректоры
- священник Константин Попов (1905—1906)
- протоиерей Леонид Туркевич (7 августа 1906—1915)
- архимандрит Филипп (Ставицкий) (1915—1916)
- протоиерей Михаил Ильинский (1916—1923)
Напишите отзыв о статье "Северо-Американская духовная семинария"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Колыванов Георгий Евгеньевич, [www.mpda.ru/site_pub/82514.html «Духовные Семинарии Русской Православной Церкви за пределами России в начале 20 века»], официальный сайт Московской духовной академии
- ↑ Прот. Дмитрий Григорьев, А. С. Буевский [www.pravenc.ru/text/115924.html Алеутская и Североамериканская епархия] // Православная энциклопедия. Том II. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2001. — С. 14-16. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-007-2
- ↑ Прот. Коханик П. Юбилейный сборник союза православных священников в Америке. Нью-Йорк, 1936, стр. 261.
- ↑ [slovari.yandex.ru/~книги/Гуманитарный%20словарь/Свято-Владимирская%20духовная%20семинария/?ncrnd=9258 Свято-Владимирская духовная семинария](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2873 дня))
Ссылки
- Orthodox America 1794—1976 Development of the Orthodox Church in America, C. J. Tarasar, Gen. Ed. 1975, The Orthodox Church in America, Syosett, New York
Отрывок, характеризующий Северо-Американская духовная семинария
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
