Сиротинин, Николай Николаевич (физиолог)

Николай Сиротинин
Дата рождения:	14 (26) ноября 1896(1896-11-26)
Место рождения:	Саратов, Российская Империя
Дата смерти:	4 апреля 1977(1977-04-04) (80 лет)
Место смерти:	Киев, УССР, СССР
Научная сфера:	патологическая физиология
Учёное звание:	академик АМН СССР (1957), член-корреспондент АН УССР (1939)
Альма-матер:	Саратовский государственный университет

Никола́й Никола́евич Сироти́нин (14 (26) ноября 1896, Саратов — 4 апреля 1977, Киев) — советский патофизиолог, изобретатель кислородного коктейля (1963). Действительный член АМН СССР (1957), член-корреспондент АН УССР (1939). Ученик академика А. А. Богомольца. Сын Н. Н. Сиротинина.

Биография

Родился 14 (26) ноября 1896 года в Саратове в семье Николая Николаевича и Марии Алексеевны Сиротининых. Отец занимал должность секретаря Саратовской Городской думы.

Среднее образование получил в Саратовской полноправной мужской гимназии А. М. Добровольского, которую окончил в 1915 году с золотой медалью.

В том же году поступил на медицинский факультет Саратовского университета. В 1919 году, будучи студентом, стал сотрудником НИИ «Микроб». В 1921 году направлен в Москву для специализации по изготовлению противодифтерийной сыворотки. В 1923 году заведовал передвижной малярийной станцией Рязанско-Уральской железной дороги. В 1924 году, сдав экзамены экстерном, получил диплом врача.

В 1925 году вслед за А. А. Богомольцем, назначенным на должность заведующего кафедрой патофизиологии 2-го Московского университета, переезжает в Москву. Работает ассистентом, затем приват-доцентом кафедры патофизиологии.

В 1928 защитил докторскую диссертацию «К учению об анафилаксии». В Москве также работал старшим научным сотрудником в Институте мозга Коммунистической академии и в Медико-биологическом институте Главнауки.

С 1929 года по приглашению профессора гистологии А. Н. Миславского заведует кафедрой патологической физиологии Казанского медицинского института.

В Казани изучал изменения основного обмена и содержание глютатиона в крови при анафилаксии, а также влияние блокады ретикулоэндотелиальной системы на анафилаксию. Н. Н. Сиротининым написаны главы «Воспаление» и «Аллергия» для многотомного руководства по патофизиологии под редакцией А. А. Богомольца. Опубликовал первое в СССР руководство по аллергии (1934).

Ежегодно готовил и проводил экспедиции на Эльбрус, Памир, Алтай, в которых принимали участие сотрудники кафедры патофизиологии, врачи, микробиологи.

Работа в Казани завершилась изданием «Сборника работ кафедры патологической физиологии Казанского Государственного медицинского института» в 1933 году.

В 1934 году переезжает в Киев в Институт экспериментальной биологии и патологии, возглавляемый А. А. Богомольцем. Вплоть до самой смерти работал в Институте физиологии АН УССР, одновременно в 1955—1960 гг. заведовал кафедрой патологической физиологии Киевского медицинского института (ныне Национальный медицинский университет имени А. А. Богомольца).

В начале 1960-х Н. Н. Сиротинин проводил исследования по изучению дыхательной функции желудка. Им был предложен метод энтеральной оксигенотерапии, заключавшийся в пероральном употреблении кислородной пены, позже названной кислородным коктейлем. О своём изобретении учёный впервые доложил на заседании кислородного комитета в Министерстве здравоохранения Украины в 1963 году.

Основные труды Н. Н. Сиротинина посвящены вопросам сравнительной патологии реактивности организма, аллергии, иммунитета и инфекционного процесса. Разработал принцип ступенчатой акклиматизации в горах, показал возможности использования адаптации к высокогорному климату для повышения устойчивости организма к некоторым экстремальным воздействиям. Считается одним из основоположником таких научных направлений в отечественной медицине, как иммунология, высокогорная физиология, реаниматология, космическая медицина.

Скончался в Киеве в 4 апреля 1977 года.

Научные звания и награды

• Член-корреспондент АН УССР (1939)
• Заслуженный деятель науки Украинской ССР (1941)
• Академик АМН СССР (1957)
• Лауреат премии имени. А. А. Богомольца (1976)

Адреса в Киеве

• Костёльная улица, дом 15 — здание, возведенное для проживания учёных АН УССР.

Публикации

• Н. Н. Сиротинин. Аллергии, в кн.: Основы и достижения современной медицины, т. 2. — Харьков, 1934 г.
• Н. Н. Сиротинин. Сравнительная физиология акклиматизации к высокогорному климату, в кн.: Кислородная недостаточность. — Киев, 1963 г.
• Н. Н. Сиротинин. Реактивность и резистентность организма, в кн.: Многотомное руководство по патологической физиологии, т. 1. Москва,1966 г.
• Н. Н. Сиротинин. Академик Александр Александрович Богомолец. — Киев, 1957 г.

Источники

• Сиротинин Николай Николаевич / Ю. А. Шилинис // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• Н. Н. Сиротинин, в кн.: Проблемы реактивности в патологии. Москва, 1968 г., с. 5—10
• Список научных трудов Н. Н. Сиротинина, в кн.: Проблемы реактивности в патологии. Москва, 1968 г., с. 144—150

Отрывок, характеризующий Сиротинин, Николай Николаевич (физиолог)

Послышалась борьба и недовольный голос Сони: «Ведь второй час».
– Ах, ты только всё портишь мне. Ну, иди, иди.
Опять всё замолкло, но князь Андрей знал, что она всё еще сидит тут, он слышал иногда тихое шевеленье, иногда вздохи.
– Ах… Боже мой! Боже мой! что ж это такое! – вдруг вскрикнула она. – Спать так спать! – и захлопнула окно.
«И дела нет до моего существования!» подумал князь Андрей в то время, как он прислушивался к ее говору, почему то ожидая и боясь, что она скажет что нибудь про него. – «И опять она! И как нарочно!» думал он. В душе его вдруг поднялась такая неожиданная путаница молодых мыслей и надежд, противоречащих всей его жизни, что он, чувствуя себя не в силах уяснить себе свое состояние, тотчас же заснул.


На другой день простившись только с одним графом, не дождавшись выхода дам, князь Андрей поехал домой.
Уже было начало июня, когда князь Андрей, возвращаясь домой, въехал опять в ту березовую рощу, в которой этот старый, корявый дуб так странно и памятно поразил его. Бубенчики еще глуше звенели в лесу, чем полтора месяца тому назад; всё было полно, тенисто и густо; и молодые ели, рассыпанные по лесу, не нарушали общей красоты и, подделываясь под общий характер, нежно зеленели пушистыми молодыми побегами.
Целый день был жаркий, где то собиралась гроза, но только небольшая тучка брызнула на пыль дороги и на сочные листья. Левая сторона леса была темна, в тени; правая мокрая, глянцовитая блестела на солнце, чуть колыхаясь от ветра. Всё было в цвету; соловьи трещали и перекатывались то близко, то далеко.
«Да, здесь, в этом лесу был этот дуб, с которым мы были согласны», подумал князь Андрей. «Да где он», подумал опять князь Андрей, глядя на левую сторону дороги и сам того не зная, не узнавая его, любовался тем дубом, которого он искал. Старый дуб, весь преображенный, раскинувшись шатром сочной, темной зелени, млел, чуть колыхаясь в лучах вечернего солнца. Ни корявых пальцев, ни болячек, ни старого недоверия и горя, – ничего не было видно. Сквозь жесткую, столетнюю кору пробились без сучков сочные, молодые листья, так что верить нельзя было, что этот старик произвел их. «Да, это тот самый дуб», подумал князь Андрей, и на него вдруг нашло беспричинное, весеннее чувство радости и обновления. Все лучшие минуты его жизни вдруг в одно и то же время вспомнились ему. И Аустерлиц с высоким небом, и мертвое, укоризненное лицо жены, и Пьер на пароме, и девочка, взволнованная красотою ночи, и эта ночь, и луна, – и всё это вдруг вспомнилось ему.
«Нет, жизнь не кончена в 31 год, вдруг окончательно, беспеременно решил князь Андрей. Мало того, что я знаю всё то, что есть во мне, надо, чтобы и все знали это: и Пьер, и эта девочка, которая хотела улететь в небо, надо, чтобы все знали меня, чтобы не для одного меня шла моя жизнь, чтоб не жили они так независимо от моей жизни, чтоб на всех она отражалась и чтобы все они жили со мною вместе!»

Возвратившись из своей поездки, князь Андрей решился осенью ехать в Петербург и придумал разные причины этого решенья. Целый ряд разумных, логических доводов, почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить, ежеминутно был готов к его услугам. Он даже теперь не понимал, как мог он когда нибудь сомневаться в необходимости принять деятельное участие в жизни, точно так же как месяц тому назад он не понимал, как могла бы ему притти мысль уехать из деревни. Ему казалось ясно, что все его опыты жизни должны были пропасть даром и быть бессмыслицей, ежели бы он не приложил их к делу и не принял опять деятельного участия в жизни. Он даже не понимал того, как на основании таких же бедных разумных доводов прежде очевидно было, что он бы унизился, ежели бы теперь после своих уроков жизни опять бы поверил в возможность приносить пользу и в возможность счастия и любви. Теперь разум подсказывал совсем другое. После этой поездки князь Андрей стал скучать в деревне, прежние занятия не интересовали его, и часто, сидя один в своем кабинете, он вставал, подходил к зеркалу и долго смотрел на свое лицо. Потом он отворачивался и смотрел на портрет покойницы Лизы, которая с взбитыми a la grecque [по гречески] буклями нежно и весело смотрела на него из золотой рамки. Она уже не говорила мужу прежних страшных слов, она просто и весело с любопытством смотрела на него. И князь Андрей, заложив назад руки, долго ходил по комнате, то хмурясь, то улыбаясь, передумывая те неразумные, невыразимые словом, тайные как преступление мысли, связанные с Пьером, с славой, с девушкой на окне, с дубом, с женской красотой и любовью, которые изменили всю его жизнь. И в эти то минуты, когда кто входил к нему, он бывал особенно сух, строго решителен и в особенности неприятно логичен.
– Mon cher, [Дорогой мой,] – бывало скажет входя в такую минуту княжна Марья, – Николушке нельзя нынче гулять: очень холодно.
– Ежели бы было тепло, – в такие минуты особенно сухо отвечал князь Андрей своей сестре, – то он бы пошел в одной рубашке, а так как холодно, надо надеть на него теплую одежду, которая для этого и выдумана. Вот что следует из того, что холодно, а не то чтобы оставаться дома, когда ребенку нужен воздух, – говорил он с особенной логичностью, как бы наказывая кого то за всю эту тайную, нелогичную, происходившую в нем, внутреннюю работу. Княжна Марья думала в этих случаях о том, как сушит мужчин эта умственная работа.


Князь Андрей приехал в Петербург в августе 1809 года. Это было время апогея славы молодого Сперанского и энергии совершаемых им переворотов. В этом самом августе, государь, ехав в коляске, был вывален, повредил себе ногу, и оставался в Петергофе три недели, видаясь ежедневно и исключительно со Сперанским. В это время готовились не только два столь знаменитые и встревожившие общество указа об уничтожении придворных чинов и об экзаменах на чины коллежских асессоров и статских советников, но и целая государственная конституция, долженствовавшая изменить существующий судебный, административный и финансовый порядок управления России от государственного совета до волостного правления. Теперь осуществлялись и воплощались те неясные, либеральные мечтания, с которыми вступил на престол император Александр, и которые он стремился осуществить с помощью своих помощников Чарторижского, Новосильцева, Кочубея и Строгонова, которых он сам шутя называл comite du salut publique. [комитет общественного спасения.]
Теперь всех вместе заменил Сперанский по гражданской части и Аракчеев по военной. Князь Андрей вскоре после приезда своего, как камергер, явился ко двору и на выход. Государь два раза, встретив его, не удостоил его ни одним словом. Князю Андрею всегда еще прежде казалось, что он антипатичен государю, что государю неприятно его лицо и всё существо его. В сухом, отдаляющем взгляде, которым посмотрел на него государь, князь Андрей еще более чем прежде нашел подтверждение этому предположению. Придворные объяснили князю Андрею невнимание к нему государя тем, что Его Величество был недоволен тем, что Болконский не служил с 1805 года.