Ситников, Герман Борисович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Герман Ситников
Дата рождения:

6 августа 1932(1932-08-06) (91 год)

Место рождения:

Асбест, Свердловская область, РСФСР, СССР

Профессия:

артист балета, балетный педагог

Годы активности:

1951—2008

Амплуа:

характерный исполнитель

Театр:

Большой театр

Награды:

Ге́рман Бори́сович Си́тников (6 августа 1932 года, Асбест, Свердловская область, РСФСР, СССР) — артист балета и педагог, солист, позднее педагог-репетитор Большого театра. Заслуженный артист РСФСР (1972).





Биография

Окончил Московское хореографическое училище по классу педагога Асафа Мессерера, после чего был принят в балетную труппу Большого театра, где танцевал с 1951 по 1973 год.

В 1952—1955 годах преподавал в Московском хореографическом училище. В 1960 году вступил в КПСС.

В 1971 году осуществил Улан-Баторе постановку балета В. И. Вайнонена «Пламя Парижа». С 1973 года — педагог-репетитор Большого театра. В 1975 году закончил Институт театрального искусства (курс педагога Николая Тарасова), получив высшее образование по специальности «педагог-балетмейстер». В 2008 году вышел на пенсию.

Репертуар

Награды

Напишите отзыв о статье "Ситников, Герман Борисович"

Литература

  • Русский балет: Энциклопедия / Ред. кол. Е. П. Белова, Г. Н. Добровольская, В. М. Красовская, Е. Я. Суриц, Н. Ю. Чернова. — М.: Большая Российская энциклопедия; Согласие, 1997. — 632 с. — ISBN 5-85270-099-1.
  • Балет: Энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1981. — 624 с.

Отрывок, характеризующий Ситников, Герман Борисович



Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.