Смерть Эрика Гарнера
Смерть Эрика Гарнера 17 июля 2014 года вызвала большой резонанс в американском обществе. 43-летний афроамериканец Эрик Гарнер, отец шестерых детей, вступил в конфликт с нарядом полиции в Томпкинсвилле (Нью-Йорк, боро Статен-Айленд). Полицейские пытались задержать его по подозрению в незаконной поштучной торговле сигаретами на улице. Гарнер отказался подчиниться и не дал надеть на себя наручники. Поскольку он был значительно крупнее и выше любого из полицейских этого наряда, один из них, белый полицейский Дэниел Панталео, применил против подозреваемого удушающий приём, повалив его на землю. После этого несколько полицейских удерживали Гарнера, который кричал: «Я не могу дышать!». Гарнер перестал сопротивляться, а примерно через час была констатирована его смерть. Инцидент с задержанием на улице был заснят на мобильный телефон. Позже выяснилось, что Гарнер страдал бронхиальной астмой и болезнью сердца.
Содержание
Последствия
21 июля 2014 года четверо фельдшеров и парамедиков, вызванных на место происшествия, были уволены без выходного пособия; офицеры Дамико и Панталео получили взыскания, последний также лишился табельного оружия и значка. 3 декабря большое жюри присяжных приняло решение не предъявлять обвинения офицеру Панталео. Это вызвало публичные протесты в Нью-Йорке с обвинениями в адрес полиции в излишней жестокости, которые транслировали многие национальные СМИ. Генеральный прокурор Эрик Холдер объявил, что Министерство юстиции начнет «независимое, тщательное, объективное и оперативное» расследование всех обстоятельств инцидента, приведшего к смерти Гарнера. Ситуация усугубляется ещё одним инцидентом, произошедшим 9 августа того же года в Фергюсоне (штат Миссури), когда белый полицейский Даррен Уилсон застрелил чернокожего юношу Майкла Брауна.
20 декабря 28-летний афроамериканец, Измаил Бринсли, застрелил в упор двух полицейских в районе Бруклина — Бедфорд — Стайвесант. За три часа до совершения убийства Бринсли опубликовал в Твиттере пост, озаглавленный «Сегодня я приделаю свиньям крылья» (англ. I'm putting wings on pigs today; «свиньи» — жаргонное оскорбительное обозначение полицейских) с фотографией части пистолета. В качестве мотива Бринсли указал месть за смерти Эрика Гарнера и Майка Брауна. В другом посте, сделанном через несколько минут, Бринсли сфотографировал свои ноги, одетые в камуфляжные штаны и кроссовки, которые были на нём в момент совершения убийства. После расстрела полицейских Бринсли попытался сбежать с места преступления, но был заблокирован другими полицейскими на станции метро и покончил жизнь самоубийством[1].
См. также
- Гибель Майкла Брауна
- Беспорядки в Фергюсоне
- Убийство Тамира Райса
- Гибель Фредди Грея
- Гибель Вальтера Скотта
- Убийство офицеров департамента полиции Нью-Йорка в 2014 году
Напишите отзыв о статье "Смерть Эрика Гарнера"
Примечания
- ↑ [nypost.com/2014/12/20/2-nypd-cops-shot-execution-style-in-brooklyn/ Gunman executes 2 NYPD cops as ‘revenge’ for Garner]. Проверено 20 декабря 2014.
Ссылки
- [www.youtube.com/watch?v=Kg9WO2kcpig Видеозапись убийства Эрика Гарнера]
- [www.bbc.co.uk/russian/international/2014/12/141204_garner_inquiery_us Минюст США обещает расследовать смерть Эрика Гарнера]/BBC
Отрывок, характеризующий Смерть Эрика Гарнера
«Солдаты! Русская армия выходит против вас, чтобы отмстить за австрийскую, ульмскую армию. Это те же баталионы, которые вы разбили при Голлабрунне и которые вы с тех пор преследовали постоянно до этого места. Позиции, которые мы занимаем, – могущественны, и пока они будут итти, чтоб обойти меня справа, они выставят мне фланг! Солдаты! Я сам буду руководить вашими баталионами. Я буду держаться далеко от огня, если вы, с вашей обычной храбростью, внесете в ряды неприятельские беспорядок и смятение; но если победа будет хоть одну минуту сомнительна, вы увидите вашего императора, подвергающегося первым ударам неприятеля, потому что не может быть колебания в победе, особенно в тот день, в который идет речь о чести французской пехоты, которая так необходима для чести своей нации.Под предлогом увода раненых не расстроивать ряда! Каждый да будет вполне проникнут мыслию, что надо победить этих наемников Англии, воодушевленных такою ненавистью против нашей нации. Эта победа окончит наш поход, и мы можем возвратиться на зимние квартиры, где застанут нас новые французские войска, которые формируются во Франции; и тогда мир, который я заключу, будет достоин моего народа, вас и меня.
Наполеон».
В 5 часов утра еще было совсем темно. Войска центра, резервов и правый фланг Багратиона стояли еще неподвижно; но на левом фланге колонны пехоты, кавалерии и артиллерии, долженствовавшие первые спуститься с высот, для того чтобы атаковать французский правый фланг и отбросить его, по диспозиции, в Богемские горы, уже зашевелились и начали подниматься с своих ночлегов. Дым от костров, в которые бросали всё лишнее, ел глаза. Было холодно и темно. Офицеры торопливо пили чай и завтракали, солдаты пережевывали сухари, отбивали ногами дробь, согреваясь, и стекались против огней, бросая в дрова остатки балаганов, стулья, столы, колеса, кадушки, всё лишнее, что нельзя было увезти с собою. Австрийские колонновожатые сновали между русскими войсками и служили предвестниками выступления. Как только показывался австрийский офицер около стоянки полкового командира, полк начинал шевелиться: солдаты сбегались от костров, прятали в голенища трубочки, мешочки в повозки, разбирали ружья и строились. Офицеры застегивались, надевали шпаги и ранцы и, покрикивая, обходили ряды; обозные и денщики запрягали, укладывали и увязывали повозки. Адъютанты, батальонные и полковые командиры садились верхами, крестились, отдавали последние приказания, наставления и поручения остающимся обозным, и звучал однообразный топот тысячей ног. Колонны двигались, не зная куда и не видя от окружавших людей, от дыма и от усиливающегося тумана ни той местности, из которой они выходили, ни той, в которую они вступали.
Солдат в движении так же окружен, ограничен и влеком своим полком, как моряк кораблем, на котором он находится. Как бы далеко он ни прошел, в какие бы странные, неведомые и опасные широты ни вступил он, вокруг него – как для моряка всегда и везде те же палубы, мачты, канаты своего корабля – всегда и везде те же товарищи, те же ряды, тот же фельдфебель Иван Митрич, та же ротная собака Жучка, то же начальство. Солдат редко желает знать те широты, в которых находится весь корабль его; но в день сражения, Бог знает как и откуда, в нравственном мире войска слышится одна для всех строгая нота, которая звучит приближением чего то решительного и торжественного и вызывает их на несвойственное им любопытство. Солдаты в дни сражений возбужденно стараются выйти из интересов своего полка, прислушиваются, приглядываются и жадно расспрашивают о том, что делается вокруг них.
