Собор Святой Недели (София)

Православный собор
Церковь Святой Недели църква Света Неделя
Страна	Болгария
Город	София
Координаты
Конфессия	Болгарская православная церковь
Епархия	Софийская митрополия
Строительство	1856—1867 годы
Статус	Охраняется государством

Собор Святой Недели (болг. църква Света Неделя) — кафедральный собор Софийской митрополии, Болгарская Православная Церковь, названный в честь святой мученицы Кириакии Никомидийской, известной на Балканах также как Святая Неделя.

История

История самых ранних лет собора мало известна. Вероятно, что первоначальное строение было построено в X веке и имело каменный фундамент и деревянные стены. Церковь упоминается в путевых заметках немецкого путешественника Штефана Герлаха, посетившего Софию в 1578 году.

Около 1460 года мощи сербского короля Стефана II Милутина были перенесены в Болгарию. Они сохранялись в различных церквах и монастырях. Наконец, они были помещены в соборе Святой Недели после того, как это церковь стала кафедральной в XVIII веке. После чего церковь получила новое название — церковь Святого Короля (болг. Свети Крал). Так она именовалась в конце XIX - начале XX вв. Здание оставалось деревянным до середины XIX века — в отличие от большинства других Софийских церквей.

После пожара прежнее здание было разобрано 25 апреля 1856 года, чтобы на его месте построить более внушительный собор. Строительство нового здания, длиной 35,5 метров и шириной 19 метров, началось летом того же самого года. Ещё недостроенное здание пострадало от землетрясения 1858 года, что удлинило срок строительных работ, которые в конечном счёте закончились в 1863 году (архитектор Иван Боянин). Освящение нового собора состоялось 11 мая 1867 года в присутствии 20 000 человек. Новая колокольня была построена с учётом размещения 8 колоколов, подаренных церкви князем Дондуковым-Корсаковым в 1879 году.

В 1898 году был произведён ремонт церкви, во время которого были добавлены новые купола. В 1915 году в церкви был похоронен болгарский экзарх Иосиф I. Церковь сильно пострадала во время взрыва, совершённого ВО БКП с целью убийства военных и политических лидеров, собравшихся на отпевание генерала Константина Георгиева в 1925 году, во время которого погибло около 134 человек, а более 500 ранено. После этого церковь была восстановлена и приобрела свой современный облик. Повторное освящение состоялось 7 апреля 1933 года. Обновлённое здание имеет 30 метров в длину и 15.5 метров в ширину, высота главного купола - 31 метр. Позолоченный иконостас работы Станислава Доспевского, сохранившийся при взрыве, был возвращён в церковь.

Художественные фрески были сделаны группой художников в главе с Николаем Ростовцевем между 1971 и 1973 годами. Был обновлён пол здания, а также в 1992—1994 годах застеклена северная колоннада . Фасад был полностью очищен в 2000 году. В 2002 году было установлено устройство, позволяющее автоматически звонить одиннадцати колоколам звонков (восемь из них — дар князя Дондукова-Корсакова, два сделаны в Сербии и один в Болгарии).

Галерея

• Old church in Sofia, Bulgaria September 2005 2.jpg
• Sign outside Old church in Sofia, Bulgaria September 2005.jpg

  Мемориальная доска в память о жертвах террористического акта 1925 года.

Ссылки

• [synpress.bglink.net/13-2004/hram_svNedelya.htm Собор Святой Недели в Софии]

Отрывок, характеризующий Собор Святой Недели (София)

– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.