Советская Россия (газета)

«Советская Россия»

Формат	A2
Главный редактор	Валентин Васильевич Чикин
Основана	1 июля 1956 года
Политическая принадлежность	коммунистическая, патриотическая
Язык	русский
Главный офис	Москва, ул. Правды, д. 24.
Тираж	300 000
Сайт: [www.sovross.ru/ ross.ru] Награды:

К:Печатные издания, возникшие в 1956 году

«Сове́тская Росси́я» — российская (ранее — советская) газета. Издаётся в Москве с 1 июля 1956 года.

История

До апреля 1966 как орган Бюро ЦК КПСС по РСФСР и Совета Министров РСФСР, затем как газета ЦК КПСС, с 1 января 1974 — орган ЦК КПСС, Верховного Совета и Совета Министров РСФСР.

Согласно [pravo.levonevsky.org/baza/soviet/sssr6100.htm Указу Президиума Верховного Совета РСФСР от 30.09.1958] и его обновлённой [docs.cntd.ru/document/9056239 редакции 1980 г.], а впоследствии - Закону РСФСР "О порядке опубликования и вступления в силу законов РСФСР и других актов, принятых Съездом народных депутатов РСФСР, Верховным Советом РСФСР и их органами" (№ 89-I от 13 июля 1990), "Советская Россия", наряду с "Ведомостями Верховного Совета РСФСР" (затем - "Ведомостями Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР"), была средством официальной публикации российских законов и других нормативно-правовых актов парламента и его органов. Законом № 464-I от 27.12.90 эта функция была передана новосозданной "Российской газете".

В газете работали такие журналисты как Владимир Мамонтов и Владимир Сунгоркин. Последний вспоминает:

Четыре года проработал в «Советской России», тогда руководимой Михаилом Ненашевым и бывшей, безусловно, лучшей и самой смелой газетой страны.

В 1982-1983 годах газета приняла участие в организации трансконтинентальной экспедиции, осуществившей самый длительный переход в истории арктических путешествий — 10 000 км, от Уэлена до Мурманска. Она получила известность как «Полярная экспедиция газеты „Советская Россия“» под руководством почетного полярника Сергея А. Соловьёва, оргкомитет экспедиции возглавил лично великий полярник Иван Дмитриевич Папанин.

Занявший в 1986 г. пост главного редактора Валентин Васильевич Чикин в 1990—1991 гг. превратил газету в оппозиционное союзному руководству издание и рупор для идей КП РСФСР и лево-патриотических сил. В частности, в ней были опубликованы статьи «Архитектор у развалин» Геннадия Зюганова (против одного из идеологов Перестройки А. Н. Яковлева) и «Слово к народу» (воззвание советской интеллигенции, направленное против руководства РСФСР), письмо Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами» («манифест антиперестроечных сил», по выражению А. Н. Яковлева).

Издание прерывалось по политическим мотивам после августа 1991 г. и в октябре-ноябре 1993 г. В настоящее время «Советская Россия» выходит с подзаголовком «независимая народная газета». Издание излагает взгляды коммунистического и лево-патриотического движения в РФ. Выходит трижды в неделю. Главный редактор — В. В. Чикин. Редколлегия: А. Бобров, Ю. Емельянов, Ф. Подольских, И. Кожухов (ответственный секретарь), Е. Польгуева (заместитель главного редактора), О. Смолин, А. Фролов.

Газета награждена Орденом Трудового Красного Знамени (№ 756145).

Адрес редакции: м. «Савёловская», ул. Правды, д. 24. Формат издания: А2. Тираж — 300 000 экз. Подписной индекс — 50124. Газета печатается в городах (2008 г.): Волгоград, Воронеж, Екатеринбург, Казань, Краснодар, Минеральные Воды, Москва, Нижний Новгород, Новосибирск, Оренбург, Ростов-на-Дону, Самара, Санкт-Петербург. Распространяется в СНГ.

В 1990 г. Совет Министров РСФСР учредил свою газету — «Российские вести», Верховный Совет РСФСР учредил «Российскую газету». Таким образом, «Советская Россия» осталась чисто коммунистической газетой. Во второй половине 1990-х годов сначала в «Правде», затем в «Советской России» выходил вкладыш «Правда России» как орган КПРФ. После 100-го номера «Правда России» стала выходить как самостоятельная газета.

См. также

• «Комсомольская правда»
• Владимир Мамонтов
• «Советский спорт»
• Международные турниры по хоккею с мячом на приз газеты «Советская Россия»

Ссылки

• [www.sovross.ru/ Сайт газеты]
• [www.rednews.ru/ Неофициальный сайт газеты]

Отрывок, характеризующий Советская Россия (газета)

Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“