Софийские правила

Софийские правила — набор дополнительных правил проведения шахматных соревнований, разработанный для повышения мотивации игроков к активной, интересной игре и искоренению договорных партий. Правила вводят дополнительные ограничения на возможность и порядок заключения между игроками соглашения о ничьей в партии — ничьи заключаются только через арбитра и только в очевидно ничейных позициях.

История

Автор софийских правил в их современном виде — Сильвио Данаилов — международный мастер по шахматам, тренер, менеджер, подготовивший двух чемпионов мира ФИДЕ — Руслана Пономарёва и Веселина Топалова, бывший менеджером команды Топалова в матче за звание чемпиона мира в Элисте. Правила были введены на международном турнире в Софии 2005 года, откуда и пошло их название.

Целью введения софийских правил является искоренение договорных игр, главным образом — коротких «гроссмейстерских» ничьих по взаимному соглашению сторон, когда игроки разыгрывают в точном соответствии с теорией стандартный дебют, форсированно переходящий в ничейное окончание, а чаще просто соглашаются на ничью на первом-втором десятке ходов, независимо от сложившейся позиции.

Можно заметить, что попытки введения подобных ограничений делались и раньше. Соглашение на ничью до определённого хода без специального разрешения судьи или судейской коллегии запрещалось во многих соревнованиях; например, ещё в зимнем чемпионате Венского шахматного клуба в 1893 году не разрешалось предлагать ничью ранее 16-го хода. На 33-м конгрессе ФИДЕ (1962) было принято решение, которое допускало (как и в соревнованиях в СССР) соглашение на ничью до 30-го хода лишь с разрешения судейской коллегии (кроме соревнований на первенство мира), однако уже на следующем, 34-м конгрессе (1964) это ограничение было отменено. Известно, что Роберт Фишер предлагал ввести на соревнованиях высокого уровня запрет на ничью по соглашению сторон в неясной позиции (хотя сам неоднократно соглашался на ничью даже в тех турнирах, где действовало правило 30-го хода, например, на Олимпиаде в Варне (1962) в партии с Н. Падевским).

Правила

• Игроки не должны говорить между собой в течение партии.
• Игроки не должны предлагать ничью непосредственно своим противникам.
• Предложения ничьей разрешаются только через главного арбитра в трёх случаях:
  • тройного повторения позиции,
  • правила 50 ходов,
  • теоретически ничейного положения.
• Полномочия фиксировать ничейный результат в вышеупомянутых случаях имеет только главный арбитр.
• Для игроков является обязательной пресс-конференция по завершении каждого тура. Отказ от участия в ней наказывается значительным денежным штрафом, автоматически вычитаемым из гонорара.

Правила работают по двум направлениям. Во-первых, они чисто физически затрудняют договорную ничью в неясной позиции, поскольку в таком положении игроки вынуждены доигрывать до теоретически ничейного положения либо искусственно делать трёхкратное повторение или вечный шах, что очень заметно. Во-вторых, требование обязательной пресс-конференции после тура ставит игроков, всё-таки сыгравших короткую ничью, в достаточно неловкое положение, так как искусственность партии замечается сразу и соперники оказываются перед необходимостью отвечать на неудобные вопросы. Всё это, по замыслу, должно приводить к оживлению борьбы в турнире и, соответственно, увеличению зрительского интереса и спонсорской активности.

Эффект, критика

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Оценить реальный эффект действия софийских правил достаточно сложно. С одной стороны, отмечалось, что на турнирах, где они применяются, действительно снижается (по крайней мере, на первый взгляд) число коротких ничьих. Увеличивается средняя длительность партии.

С другой стороны, критики данной системы отмечают, что софийские правила не гарантируют отсутствия договорённостей между соперниками, а лишь несколько затрудняют их реализацию. Ничто не мешает соперникам (квалифицированным шахматистам с хорошо развитой памятью на партии) заранее подготовить на компьютере некоторое количество ничейных партий, к которым не будет формальных претензий по софийским правилам, и просто разыгрывать их в случае необходимости. Критики отмечают, что софийские правила, борясь с симптомами — короткими ничьими, — не затрагивают их причину. Причиной же обычно является система проведения турниров, в которой, по существующей системе подсчёта очков, игроку в определённых ситуациях выгоднее сделать ничью, чем активно бороться за победу, рискуя при этом ошибиться и проиграть. Скажем, нокаут-система таких условий не создаёт, в ней игрок вынужден бороться за каждую победу, чтобы не выбыть из турнира.

Софийские правила устроены так, что любой игрок может применять их в одностороннем порядке.

См. также

• Швейцарская система
• Контроль времени

Ссылки

• [www.chessmoscow.ru/index.php?topicID=391 Софийские правила на chessmoscow.ru]
• [www.sport-express.ru/art.shtml?121174 Спорт-Экспресс, 13.05.2006 — статья о турнире в Софии]

Отрывок, характеризующий Софийские правила

Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.