Сражение при Фронт Роял

Сражение при Фронт Роял
Основной конфликт: Гражданская война в США
Дата	23 мая 1862 года
Место	округ Уоррен, Виргиния
Итог	победа КША
Противники
США КША
Командующие
полковник Келни Томас Джексон
Силы сторон
1063 3000
Потери
83 убито и ранено, 691 попал в плен 36 убито и ранено

Сражение при Фронт-Рояль (англ. The Battle of Front Royal) — так же известное, как Сражение при Гуард-Хилл или Сражение при Седарвилле, произошло 23 мая 1862 года в округе Уоррен, Вирджиния. Было одним из сражений Кампании в долине Шенандоа, которую вел генерал Томас Джексон во время американской гражданской войны. Сражение стало примером того, как Джексон использовал географию местности для соединения своих сил и разделения сил противника. Ценой незначительных потерь он сумел создать угрозу флангу и тылу многочисленной федеральной армии и заставил её отступить.

Предыстория

21 мая 1862 года федеральная армия генерала Натаниэля Бэнкса, численностью 9 000 человек, сконцентрировалась в окрестностях Страстберга, штат Вирджиния, разместив две пехотные роты у Бакстон-Депо. Полковник Джон Келни командовал отрядом в 1063 человека при двух орудиях у Фронт-Рояль. Кавалерия Конфедерации (под ком. Тернера Эшби) встретила Бэнкса около Страстберга, но отступила на соединение с основной армией, которая пересекала Массануттенские горы по ущелью Ньюмаркет с целью выхода к городу Лурей.

22 мая армия Томаса Джексона (16 500 человек) продвинулась по грязной лурейской дороге на 10 миль к Фронт-Рояль. Штаб Джексона находился в Седар-Пойнт. Кавполк полковника Томаса Манфорда был послан на восток, чтобы перекрыть ущелье Манассас и отрезать Фронт-Рояль от Вашингтона.

Сражение

Утром 23-го мая авангард армии Джексона вышел к Спанглерскому перекрестку (сейчас Лаймтон). Здесь кавалерия Эшби и Флорноя отклонились к западу, чтобы перейти протоку реки Шенандоа у брода МакКой. Пехота пошла дальше к дороге Гуней-Манор. По этой дороге они вышли к Фронт-Рояль с юга, обойдя федеральные пикеты а лурейской дороге. После небольшой перестрелки федералы отступили.

Передовая бригада Джексона, которой командовал бригадный генерал Ричард Тейлор, развернулась на Проспект-Хилл и на хребте к западу. В наступление был послен 1-й мерилендский полк и батальон «луизианских тигров» майора Уита — они вошли в город и очистили его от федеральный стрелков.

Сражение интересно тем, что 1-й мерилендский полк армии Конфедерации был послан в бой против других мерилендцев — федерального 1-го мерилендского полка. Это единственный случай за всю американскую военную историю, когда два полка одной нумерации и из одного штата столкнулись в бою друг с другом. В тот день капитан Уильям Голдсборо из 1-го мерилендского (КША) взял в плен своего брата, Чарльза Голдсборо из 1-го мерилендского полка (США).

Полковник Келни, командующий федеральными войсками, отвел их на Кэмп-Хилл. Федеральная линия растянулась дугой от протоки Шенандоа до Хэппи-Крик, прикрывая мост через протоку. Артиллерия Келни открыла огонь и задержала наступление протвиника. Штаб Келни находился в это время в Ванурт-Хауз.

Пехота южан наступала через город, разворачиваясь в боевую линию под артиллерийским обстрелом. Фланговая колонна сместилась к востоку и перешла Хэппи-Крик, надеясь склонить противника к отступлению без фронтальной атаки. После долгой задержки, вызванной плохим состоянием дорог, артиллерийская батарея была установлена около Проспект-Хилл, чтобы противодействовать федеральной артиллерии на холме.

В это время кавалерия Эшби перешла протоку по броду МакКой и через Уотерлик-Стейшен вышла к постам противника у Бактон-Депо. Эшби организовал кавалерийскую атаку, и федеральный отряд сдался, хотя в этой атаке Эшби потерял несколько своих лучших офицеров. Эшби перерезал линию телеграфа, нарушив связь между федеральной армией в Страстберге и частями во Фронт-Рояль. Затем он разделил свой отряд, послав полк Флорноя на восток, чтобы создать угрозу тылу Келни. Сам Эшби остался в Бакстон-Депо, чтобы не допустить прибытия федеральных подкреплений во Фронт-Рояль.

Обнаружив, что кавалерия противника наступает с запада, полковник Келни оставил позиции на Кэмп-Хилл, отступил через протоку и попытался сжечь мосты. Однако Южане успели потушить огонь и спасти мосты. В это время подошла кавалерия Флорноя, перешла реку и атаковала Келни. Келни предпочел продолжить отступление. Он отступал по винчестерскому шоссе через Седарвиль, под давлением преследующей его кавалерии. Около Томас-МакКей-Хауз, в миле севернее Седервиля, Келни попробовал остановиться, развернув своих людей на высотах у шоссе. Кавалерия Флорноя обошла его с фланга, что привело к панике в рядах федеральной армии. Полковник Келни был ранен и вся линия обороны рухнула. Около 700 федеральных солдат бросили оружие и сдались.

Последствия

Федеральная армия потеряла 773 человека, из которых 691 попал в плен. Южане потеряли 63 человека убитыми и ранеными. Разгром небольшого федерального отряда при Фронт-Рояль заставил основные силы Бэнкса в Страстберге поспешно отступать. Джексон заставил Бэнкса поверить в то, что в долине у Харрисонберга появилась вся армия Конфедерации. Между тем Джексон двинулся на север к Нью-Маркету и пересек Массануттенские горы через Ньюмаркетское ущелье. Наступление у Фронт-Рояль позволили Джексона наступать сразу на Винчестер, в тыл федеральной армии. 24 мая Бэнкс начал отступать к Винчестеру, что привело к сражению при Винчестере на следующий день.

Внезапное появление Джексона у Фронт-Рояль и стремительное отступление федеральной армии от Страстберга на Винчестер в итоге предопределило неудачу Бэнкса 25 мая.

После сражения победоносный 1-й мерилендский полк нашел среди пленных мерилендцев своих бывших друзей и родственников. Голдсборо писал: «почти все узнали своих старых друзей, сердечно приветствовали их, и делили с ними рационы, только что добытые в бою»

Ссылки

• [civilwardailygazette.com/2012/05/23/complete-union-surrender-at-front-royal/ Complete Union Surrender at Front Royal]

Отрывок, характеризующий Сражение при Фронт Роял

– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.