Тестар, Робине

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Робине Тестар
фр. Robinet Testard
Имя при рождении:

Робине Тестар

Дата рождения:

до 1450

Место рождения:

Пуатье, Франция

Дата смерти:

после 1531

Место смерти:

Коньяк, Франция

Жанр:

миниатюра

Стиль:

готика

Покровители:

Карл Ангулемский и Луиза Савойская

Робине Тестар (фр. Robinet Testard, до 1450, Пуатье (?), Франция — после 1531, Коньяк (?), Франция) — французский миниатюрист и художник, придворный графов Ангулемских1515 года — герцогство).





Биография

Робине Тестар — художник, чьи работы трудно атрибутировать, так как не был подписан ни один из его манускриптов. В 1894 году анонимный художник-миниатюрист, условно названный раньше «Мастер Карла Ангулемского», был идентифицирован искусствоведом Paul Durrieu с Робине Тестаром, известным по документам уплаты жалования графом Ангулемским[1].

Тестар начал свою карьеру художника в Пуатье. Известно, что он работал для семьи Карла, графа Ангулемского (1459—1496) в Коньяке, с 1484 года был его не только придворным художником, но и камердинером[1]. Карл Орлеанский (фр. Charles d’Orléans; 1459—1496) — граф Ангулемский с 1467 года, второй сын графа Жана Ангулемского и Маргариты де Роган, отец французского короля Франциска I.

Бухгалтерские документы графа сохранили сведения об уплате жалования художнику за 14731487 годы. Известно, что он не только иллюминировал рукописи, но и «реставрировал» рукописи, находившиеся в собрании своего господина, обновляя миниатюры и инициалы[1].

Когда граф Ангулемский умер в 1496 году, Тестард стал работать на вдову графа — Луизу Савойскую (фр. Louise de Savoie; 1476—1531). В 1497 году бухгалтерская книга сообщает о дорогом подарке художнику, сделанном Луизой Савойской. Луиза Савойская была неофициальным главой правительства Франции в начале правления сына, в 1515—1525 годах, и официальным регентом в годы испанского плена Франциска I после поражения короля при Павии. Она окружила себя итальянцами, покровительствовала искусству. В последний раз Робине Тестар упоминается в 1531 году, когда по случаю смерти своей матери Франциск I выделили её придворному художнику 80 ливров[1].

Особенности творчества

Манера живописи Тестара старомодна даже в понимании своей эпохи[2]. В его миниатюрах отсутствует перспектива, он не стремится к реалистической трактовке изображения. Но тщательное изучение его миниатюр и их источников (которыми для него были современные ему гравюры) показывает, что Тестард был весьма внимателен к передовому искусству своей эпохи, а также пытался интегрировать его в привычные для французской провинциальной аристократии образы. Композиции его миниатюр созданы часто либо под влиянием или непосредственно по образцу работ нидерландской и немецких художников, таких как Мастер E. S., Мастер Игральных карт, Israhel van Meckenem, Мастер карт Таро, созданных под влиянием или при непосредственном участии Андеа Мантеньи[3]. Интерьеры и пейзажи изображаются художником в простом и схематичном виде, что часто создаёт впечатление театральных декораций. Тестар любит добавлять второстепенных персонажей (обычно женщин и детей) в сценах, где другие художники ограничивались только действующими лицами иллюстрируемого фрагмента[1].

Художник чётко прописывает контуры фигур, не пользуется светотенью, умело использует узоры и украшения, чтобы изобразить одежду, часто украшает её мехом. Детальность изображения художником одежды позволяет использовать его миниатюры для реконструкции костюмов его эпохи[4]. Эти особенности придают разнообразие и утонченность его миниатюрам. Часто он изображает с гротескным преувеличением «восточные» «азиатские» лица, которые не так легко спутать с изображениями других современных художников.

Некоторые работы художника представляют цветную разрисовку чёрно-белых гравюр, подшитых в манускрипт[1]. В отдельных случаях он копировал оригиналы от руки, в других случаях он использовал их в качестве основы для новых композиций, сюжет которых часто не совпадает с оригиналом. В частности гравюра «Битва кентавров», выполненная Мастером IAM of Zwolle, превратилась у художника в «Царство мёртвых»[1].

Всего художнику современные искусствоведы атрибутируют до 35 сохранившихся кодексов. Особую известность приобрёл манускрипт «Нравоучительная книга о шахматах любви» с миниатюрами к трактату Эврара де Конти. Кодекс содержит необычную миниатюру, изображающую графов Ангулемских за игрой в шахматы на доске 5 х 5.

Работы художника достаточно сложно отличить от манускриптов, выполненных его мастерской.

Избранные манускрипты, атрибутируемые художнику

Название Большие французские хроники Livre d’heures à l’usage
de Rome et de Poitiers
Livre d’heures à l’usage de Poitiers Missel à l’usage de l’abbaye
Saint-Jean de Montierneuf de Poitiers
Le secret de l’histoire
naturelle contenant les
merveilles et choses
mémorables du monde
Dialogue à la louange du sexe féminin Jeu des échecs moralisés,
написана Jacob de Cessoles
Часослов Карла Ангулемского «Подражание Иисусу Христу»
Фомы Кемпийского и
«L’Échelle de paradis» Ги II
Дата 1471 около 1475 около 1500 около 1485 1480—1485 около 1500 около 1500 1475—1498 между 1488 и 1496 годами
Место хранения Национальная библиотека Франции (BNF),
Fr. 2609
Pierpont Morgan Library,
Ms.M1001[5]
Bibliothèque municipale de Besançon,
Ms.150
BNF, lat. 873 BNF, Fr.22971 BNF, Fr. 2242 BNF, Fr.2471 BNF, Lat.1173 BNF, fr.929
Описание Иллюстрированная рукопись
для Жана II Меришона,
генерала-лейтенанта короля в Пуату,
выполнена совместно с
Мастером Маргариты де Роан
(автор финальной миниатюры)
38 больших миниатюр,
20 сцен, занимающих часть страницы,
одна маленькая миниатюра
7 миниатюр большого
размера и одна маленькая.
Одна миниатюра
принадлежит художнику,
остальные миниатюры
атрибутированы Maître
d’Yvon du Fou
Манускрипт посвящён
Маргарите Наваррской,
сестре короля Франциска I
Книга рассматривает игру
в шахматы как предлог, чтобы
морализировать о мире и обществе[6]
7 больших миниатюр,
17 раскрашенных гравюр,
24 календарные миниатюры
2 миниатюры предшествующие
обоим текстам
Миниатюра из кодекса

Напишите отзыв о статье "Тестар, Робине"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 Kathrin Giogoli, John Block Friedman. Robinet Testard, Court Illuminator: His Manuscripts and His Debt to the Graphic Arts. Journal of the Early Book Society. Volume 8, 2005. P. 144—188.
  2. [www.portrait-renaissance.fr/Artistes/robinet_testard.html Robinet Testard ou Testart (actif entre 1470 et 1510)]/ Le Portrait de la Renaissance française.
  3. [autourdelombreduconnetable.com/evrart-de-conty-illustre-par-robinet-testard/ Les Echecs amoureux illustrés par Robinet Testard. Аutour de lombre du connetable.]
  4. Robin Netherton, ‎Gale R. Owen-Crocker. Medieval Clothing and Textiles. 2008. Р. 182, 188.
  5. [www.themorgan.org/search/site/Testard Notice sur la catalogue de la Morgan.]
  6. [classes.bnf.fr/echecs/histoire/cessoles.htm Les échecs moralisés. BNF.]

Литература

  • Kathrin Giogoli, John Block Friedman. Robinet Testard, Court Illuminator: His Manuscripts and His Debt to the Graphic Arts. Journal of the Early Book Society. Volume 8, 2005. P. 144—188.

Ссылки

  • [data.bnf.fr/16503789/robinet_testard/ Robinet Testard на официальном сайте Французской национальной библиотеки.]

Отрывок, характеризующий Тестар, Робине

В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?