Трушис, Витолис
Витолис Трушис | |
Имя при рождении: |
Algimantas Vitolis Trušys |
---|---|
Дата рождения: |
16 сентября 1936 (87 лет) |
Место рождения: | |
Жанр: |
художник-монументалист |
Витолис Трушис (Альгимантас-Витолис Феликсович Трушис, лит. Algimantas Vitolis Trušys; род. 16 сентября 1936, Каунас) — литовский художник-монументалист и педагог; почётный гражданин города Шяуляй.
Биография
Родился в семье землемера. Детство провёл в Пушалотасе, где начал учиться в школе, потом в Гарляве. В 1961 году окончил вильнюсский Художественный институт (ныне Художественная академия). По окончании обосновался в Шяуляй. Преподавал в Шяуляйском педагогическом институте. Основатель кафедры рисования и её первый заведующий. Выпустил книгу стихотворений «За горизонтом» („Už horizonto“), иллюстрированную собственными ранними работами (1974—1975).
Творчество
Первые мозаики создал в 1963—1966 годах. Выполнил в технике сграффито панно в интерьерах и экстерьерах Дома культуры в Мяшкуйчяй (1968), шяуляйских 3-ей и 5-й средних школ (1967).
В 1969—1970 годах выполнил несколько крупных фресок — «Богини наук и искусств» в шяуляйской 11-й средней школы, «Танец» в кафе «Милда» и другие. Написал фрески на потолке актового зала Шяуляйского педагогического института (ныне Шяуляйский университет; 1971), в фойе актового зала Шяуляйского медицинского училища (1973), в клубе Шяуляйского мясокомбината (1974), Шяуляйском управлении газификации, Панявежской сахарной фабрике, в больница и в других учреждениях.
К наиболее значительным произведениям относится гранитная мозаика по мотивам литовской мифологии на четырёх стенах вестибюля первого этажа филологического факультета Вильнюсского университета (1974—1978). За это произведение, а также за фрески «Охота на зубра» в клубе Шяуляйского мясокомбината (1974), «Труд и борьба» в Вербунском доме культуры (1975—1976), «Детство» в шяуляйском детдоме (1977) награждён Республиканской премией.
Автор мозаичных портретов. Занимался также станковой живописью и акварелью.
Напишите отзыв о статье "Трушис, Витолис"
Ссылки
- [www.ziemgala.lt/z/2001_01_06.html Vytenis Rimkus. Dailininkas Vitolis Trušys] (лит.)
Отрывок, характеризующий Трушис, Витолис
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»