Туркин, Валентин Константинович
| Валентин Туркин | ||
| Дата рождения: | ||
|---|---|---|
| Место рождения: |
Новочеркасск, Российская империя | |
| Дата смерти: | ||
| Место смерти: | ||
| Награды: |
| |
| IMDb: |
0877201 | |
Валентин Константинович Туркин (1887—1958) — советский сценарист, теоретик кино, один из основателей ВГИКа, основатель факультета кинодраматургии ВГИКа, профессор.
Содержание
Биография
Валентин Туркин родился 3 (15) февраля 1887 в старинной казачьей семье, в Новочеркасске.
Полушутливо он любил говорить, что, как и шолоховские Мелеховы, Туркины имели в крови турецкую кровь и поэтому отличались горячностью. Однако, в отличие от Мелеховых, отец — Константин Васильевич и его братья — Николай и Никандр Васильевичи — покинули родную станицу и избрали городские, интеллигентские пути. Константин Васильевич стал ветеринарным врачом, а в свободное время писал для юмористических журналов («Стрекозы», «Будильника» и других). Николай Васильевич — редактором журнала «Природа и охота», Никандр Васильевич — театральным критиком, а с возникновением русского кинопроизводства — кинорежиссером, постановщиком нескольких десятков картин.[1]
Туркин рано потерял отца. Мать вырастила сына и дочь, зарабатывая уроками музыки. В 1903 г. 16-летнего Валентина арестовывают по доносу об антиправительственной агитации в деревне. Хлопотами матери Туркина отпускают на свободу. Он переводится в 3-ю московскую гимназию. Живет самостоятельно, зарабатывает уроками. В 1905 г. заканчивает гимназию отличником. Поступает на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. В Петербурге живет у дяди, Николая Васильевича, который печатает первые стихи племянника в своём журнале «Природа и охота».
В 1910 г. умирает мать Туркина. Валентин переходит в Московский университет и заканчивает его в 1912 г. в звании помощника присяжного поверенного, но не сумев устроиться по специальности, подрабатывает литературным трудом. Вскоре знакомится с Александром Алексеевичем Ханжонковым, который предлагает молодому автору сотрудничество в журнале «Вестник кинематографии». Через некоторое время Ханжонков делает полюбившегося ему сотрудника ответственным секретарем нового издания — литературно-художественного и кинематографического ежемесячника «Пегас», который они начинают выпускать совместно с женой в 1915 г.
Итак, Валентин Туркин, начав как журналист и кинокритик, впоследствии становится одним из первых, кто сделал кинодраматургию своей профессией, поставив перед сценарным искусством серьезные литературные задачи — в то время, как к сценариям относились как к вторичному продукту — заимствовали известные литературные сюжеты или писали в ходе съемок «на манжетах». Туркин объединяет вокруг себя профессиональных сценаристов — Натана Зархи, Олега и Бориса Леонидовых, Александра Ржешевского, Нину Агаджанову-Шутко, привлекает в кино писателей.
В 1919 году начинает преподавать кинодраматургию в школе-студии киноактёров Б. В. Чайковского.
Попытки составления руководства начинающим сценаристам делались и раньше, до революции. Но это были примитивные ремесленные прейскуранты штампованных приемов. Туркин впервые придал преподаванию кинодраматургии научный, эстетический характер. Его сценарии служили образцом, его лекции, брошюры, статьи формировали теоретическую базу. Все это дает основание считать Туркина родоначальником советской кинодраматургии.[1]
С 1919 по 1921 гг. Туркин служит в рядах Красной армии. Работа в кинематографе на время прекращается, хотя он периодически пишет статьи для «Вестника кинематографии».
После демобилизации Валентин Константинович становится председателем редколлегии журнала «Кино» (вышло несколько номеров) и возглавляет первую в мире Государственную киношколу. Вскоре назначается первым ректором созданного на базе киношколы кинотехникума (ГТК), ставшего в 1930 г. благодаря его совместно с Н. А. Лебедевым и Л. В. Кулешовым стараниям первым в мире институтом кинематографии.
В 1928 Туркин создает и возглавляет кафедру сценароведения в ГТК, а позднее кафедру кинодраматургии ВГИКа, на которой работает до последних лет своей жизни. В 1931-33 годах Туркин руководит всем институтом.
Мы ходили к нему в крошечную комнатку на Страстном бульваре, донельзя забитую книгами. Вмещалось в нее не более двух-трех студентов, а если бывала дома жена, то один. Придя и найдя место за маленьким столом занятым, мы без обиды уходили, чтобы прийти погодя. Мы приносили ему и свои внеучебные сочинения. Ведь надо было жить, продолжать работу. И он редактировал наши стихи, рассказы, статейки. Называли мы его за глаза «старик», так же, как студенты-режиссёры называли Эйзенштейна, а операторы — Анатолия Дмитриевича Головню. И при всей разнице характеров, темпераментов, привычек эти великие вгиковские «Старики» могли бы называться и «Мастерами» и «Отцами».[2]
В 1938 г. выходит многолетний труд Туркина «Драматургия кино» — ставшее классикой учебное пособие для сценаристов.
Параллельно с преподавательской и научной деятельностью Туркин успешно реализовывается как кинодраматург. Фильмы по его сценариям приобретают огромную популярность, а после становятся классикой отечественного кинематографа: «Закройщик из Торжка» (1925), «Девушка с коробкой» (с В. Г. Шергаеневичем, 1927), «Коллежский регистратор» (1925), «Привидение, которое не возвращается» (1930) и др.
В числе учеников Туркина много известных имён: Юрий Нагибин, Лазарь Карелин, Валерий Фрид, Юлий Дунский, Валентин Ежов, Василий Соловьев, Будимир Метальников, Сулико Жгенти, Александр Колодин, киноведы Николай Крючечников, Сергей Дробашенко, Владимир Шалуновский и многие, многие другие
Сценарист
- 1915 — Венецианский чулок, к/м
- 1915 — Грезы
- 1917 — Сердце ищет его в одинокой тоске
- 1923 — Не пойман — не вор («Кандидат в президенты»)
- 1925 — Закройщик из Торжка
- 1925 — Коллежский регистратор (по повести А. С. Пушкина «Станционный смотритель», с Ф. А. Оцепом)
- 1926 — Эх, яблочко («…Куды катишься», «Яблочко»)
- 1927 — Девушка с коробкой (с В. Г. Шергаеневичем)
- 1929 — Комета («Пучина»)
- 1930 — Привидение, которое не возвращается (по новелле А. Барбюса «Свидание, которое не состоялось»)
Награды
- орден Трудового Красного Знамени (14.04.1944)
Напишите отзыв о статье "Туркин, Валентин Константинович"
Литература
- В.К.ТУРКИН. Драматургия кино. Очерки по теории и практике киносценария. — 2-е изд. — М.: ВГИК, 2007. — 320 с.
- Юренев Р.Н. В.К.Туркин: критика, кинодраматургия, педагогика: Учеб. пособие.. — М.: ВГИК, 1989. — 47 с.
- Кино: Энциклопедический словарь. / С. И. Юткевич. — М.: Советская энциклопедия, 1987.
Примечания
- ↑ 1 2 [В. К. Туркин // Драматургия кино, ВГИК, 2007]
- ↑ Юренев Р. Н. В. К. Туркин: критика, кинодраматургия, педагогика: Учеб. пособие. — М.: ВГИК, 1989. — 47 с.]
Ссылки
- dramafond.ru/uchebniki-kinodramaturgii/ В. К.ТУРКИН. Драматургия кино. Очерки по теории и практике киносценария]
- [www.vgik.info/teaching/scenario/list.php?SECTION_ID=187 Сайт ВГИКа. Сценарно-киноведческий факультет]
Отрывок, характеризующий Туркин, Валентин Константинович
– У него их двадцать незаконных, я думаю.Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.
Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.
Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.
– Да, ma chere, – сказал старый граф, обращаясь к гостье и указывая на своего Николая. – Вот его друг Борис произведен в офицеры, и он из дружбы не хочет отставать от него; бросает и университет и меня старика: идет в военную службу, ma chere. А уж ему место в архиве было готово, и всё. Вот дружба то? – сказал граф вопросительно.
