Турковский, Василий Николаевич

Василий Турковский
Позиция	защитник
Рост	188 см
Вес	94 кг
Хват	левый
Гражданство	СССР СССР→Россия Россия
Родился	3 сентября 1974(1974-09-03) (49 лет) Саратов, СССР
Драфт НХЛ	В 1995 году выбран в 8 раунде под общим 199-м номером командой «Вашингтон Кэпиталс»
Игровая карьера
1989—1993 Кристалл 1992 Химик (Энгельс) 1993—1994 ЦСКА 1994 Русские Пингвины 1994—2001 ЦСКА 2001—2003 Северсталь 2003—2004 Ак Барс 2004—2007 Северсталь 2007 Металлург (Магнитогорск) 2007—2008 ХК МВД 2008—2009 Амур 2009—2010 Молот-Прикамье 2010 Сарыарка 2015—2016 Кристалл-Юниор 2015—н.в. Кристалл

Василий Турковский (род. 3 сентября 1974, Саратов, СССР) — российский профессиональный хоккеист.

Биография

Воспитанник саратовского хоккея. Выступал во второй лиге чемпионата СССР за «Кристалл». В сезоне 1992/93 дебютировал в чемпионате России. В 1993 году перешёл в московский ЦСКА, где провёл 7 сезонов. За океаном выступал за фарм-клуб ЦСКА, «Русские Пингвины». В 2001 году присоединился к череповецкой «Северстали». В 2007 году в составе магнитогорского «Металлурга» стал чемпионом страны. В сезоне 2008/09 выступал за «Амур» в континентальной хоккейной лиге. В 2010 году стал чемпионом Казахстана с командой «Сарыарка». Призывался в сборную России, принял участие в двух чемпионатах мира по хоккею с шайбой. В 2010 году завершил карьеру хоккеиста. В 2015 году принял решение возобновить карьеру в родном «Кристалле».

Ссылки

• [www.eliteprospects.com/player.php?player=18689&lang=en Турковский, Василий Николаевич] — статистика на [Eliteprospects.com Eliteprospects.com]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Турковский, Василий Николаевич

Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.