Тютиков, Семён Сергеевич

Семён Сергеевич Тютиков
Дата рождения	1806(1806)
Дата смерти	14 апреля 1872(1872-04-14)
Место смерти	Санкт-Петербург
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Звание	генерал-майор
Сражения/войны	Русско-турецкая война (1828—1829)
Награды и премии	Орден Святого Станислава 3-й ст., Орден Святой Анны 3-й ст., Орден Святой Анны 2-й ст., Орден Святого Владимира 4-й ст., Орден Святого Георгия 4-й ст., Орден Святого Станислава 2-й ст., Орден Святого Владимира 3-й ст.

Семён Сергеевич Тютиков (1806—1872) — генерал-майор, картограф, начальник топографической съёмки Царства Польского.

Биография

Происходил из солдатских детей, родился в 1806 году. В военную службу вступил из кантонистов Херсонской губернии 1 июля 1820 года.

В 1822 году прикомандирован в военным топографическим партиям, находящимся на съёмках в Подольской губернии, 28 мая 1823 года зачислен в Корпус топографов. В 1826—1827 годах был на съёмках в Киевской губернии.

26 апреля 1828 года Тютиков был командирован в действующую против турок армию и занимался съёмками и рекогносцировками в Молдавии и Валахии. 5 апреля 1829 года за отличие по службе был произведён в прапорщики по армейской пехоте, однако оставался на съёмках в Молдавии, Валахии и Восточной Румелии по 30 августа 1830 года, после чего был назначен в один из егерских полков для изучения строевой службы.

16 февраля 1831 года из пехоты вновь переведён в топографы и состоял в Санкт-Петербурге при Военно-топографическом депо. 22 апреля 1834 года произведён в подпоручики. 30 марта 1841 года получил чин штабс-капитана и 20 декабря того же года был назначен помощником начальника отделения Военно-топографического депо. На этой должности Тютиков последовательно получил чины капитана (3 апреля 1849 года) и подполковника (23 января 1855 года), а с 2 сентября 1855 года стал начальником отделения. 3 апреля 1860 года произведён в полковники. В 1864—1865 годах Тютиков являлся ближайшим помощником генерала Стефана по составлению генеральной карты Российской империи.

28 сентября 1865 года Тютиков был назначен начальником съёмки Царства Польского, 16 апреля 1867 года произведён в генерал-майоры. В 1869 году им было закончено составление Генеральной карты Царства Польского в масштабе 500 саженей в дюйме на 474 листах (работа эта была начата еще при генерале Стиернсканце в 1860 году).

В связи с тяжёлой болезнью Тютиков 9 мая 1871 года был уволен в отставку. Скончался в Санкт-Петербурге 14 апреля 1872 года, похоронен на Волковом православном кладбище. Его фамилия выгравирована на юбилейной медали «В память пятидесятилетия Корпуса военных топографов. 1872»

Награды

Среди прочих наград Тютиков имел ордена:

• Орден Святого Станислава 3-й степени
• Орден Святой Анны 3-й степени
• Орден Святой Анны 2-й степени (1851 год, императорская корона к этому ордену пожалована в 1853 году)
• Орден Святого Владимира 4-й степени
• Орден Святого Георгия 4-й степени (26 ноября 1854 года, за беспорочную выслугу 25 лет в офицерских чинах, № 9469 по кавалерскому списку Григоровича — Степанова)
• Орден Святого Станислава 2-й степени с императорской короной (1858 год)
• Орден Святого Владимира 3-й степени (1864 год)

Источники

• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том II. Л—Я. М., 2009. — С. 614. — ISBN 978-5-9524-4167-5
• [dlib.rsl.ru/viewer/01003584929#page3 Исторический очерк деятельности Корпуса военных топографов. 1822—1872. — СПб., 1872. — С. 179, 189, 335, 572 (1-й пагинации), 12 (2-й пагинации)]
• Список генералам по старшинству. Исправлено по 5 апреля. — СПб., 1868. — С. 822
• С. В. Сергеев, Е. И. Долгов. «Военные топографы Русской Армии». М.: 2001 г., СС. 308—309. ISBN 5-8443-0006-8

Отрывок, характеризующий Тютиков, Семён Сергеевич

– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.