Тёдзиро

Танака Тёдзиро
яп. 長次郎
Дата рождения:	1516 (?)
Место рождения:	Киото (?), Япония
Дата смерти:	между 1589 и 1592
Место смерти:	Киото (?), Япония
Жанр:	керамика, скульптура
Стиль:	ваби-саби
Покровители:	Тоётоми Хидэёси

Внешние видеофайлы
	[www.youtube.com/watch?v=xW7pMF7ELc0 Чайная церемония школы Урасэнкэ (основана на традициях Сэн-но Рикю) с использование керамики Раку. Эрмитажный театр. Санкт-Петербург. Комментарии Макико Сэн с русским переводом]

Танака Тёдзиро (яп. 長次郎, род. 1516 (?) — ум. между 1589 и 1592, Киото (?), Япония) — японский керамист, основатель школы Раку.

Биография

Родился в семье корейских иммигрантов (возможно, китайских, именно эту версию поддерживают потомки мастера). Его отец Амэя, прибывший в Японию в середине XVI века, стал приёмным сыном в японской семье Сасаки, вероятно, занимавшейся изготовлением черепицы. Тёдзиро, как и отец, проживал в Киото. Занимался керамической скульптурой и изготовлением кровельной черепицы. Выполнил работы для дворца Тоётоми Хидэёси Юракудай в Киото: черепица и декоративные украшения для крыши. Старейшая из сохранившихся работа мастера — керамическая фигура льва, относящаяся к 1574 году.

Первая чайная керамика Тёдзиро создана в 1579 году (по предположению искусствоведов). По заказу мастера чайных церемоний Сэн-но Рикю Тёдзиро выполнил керамическую посуду, отражавшую идеалы простоты, безыскусности и строгости, лежащие в основе эстетического канона разработанных им церемоний. Сэн-но Рикю создал принципиально новый стиль чаепития. Он отказался от роскошных церемоний и декоративной посуды, которая в большинстве случаев ввозилась из Китая и Кореи. Керамика Тёдзиро идеально соответствовала этому новому стилю и стала обязательным атрибутом при проведении чайных церемоний при дворе. К 1584 году (?) относится указ Тоётоми Хидэёси, оригинал которого сохранился до нашего времени, дарующий Тёдзиро творческое имя «Раку» (яп. 楽, «наслаждение» или «простота», «естественность»), которое превратилось в название школы и наследственную фамилию потомков Тёдзиро.

Особенности творчества

Чаши Тёдзиро покрыты чёрной и красной глазурью (куро-раку — чёрные, и ака-раку — красные чаши). Они изготовлялись вручную, а не на гончарном круге, их отличают значительные размеры, благородство, сдержанность и простота, шероховатость на ощупь. Лепка дает чашам асимметрию и неравномерность толщины стенок. Чаши имеют цилиндрическую (а не коническую, как в Китае) форму и широкое дно На поверхности присутствует сетка трещин, глазурь часто нанесена намеренно неровно, неоднородно, иногда стекает каплями по поверхности. Чаши «вписаны в руку» и часто рассчитаны на конкретного заказчика. Работы мастера отражают принципы стиля «ваби-саби» (в основе которого лежат простота и безыскусность, концепция «ваби» тесно связана с дзэн-буддизмом).

Технические секреты изготовления керамических изделий Тёдзиро держались в тайне и сохранились до наших дней, переходя от отца к сыну. Часто наследником становился представитель боковой ветви семьи, зять мастера, его приёмный сын, как было и в отношении преемника самого Тёдзиро — Тёкэя (яп. 常慶, ?—1635). Переход мастерства от поколения к поколению настолько строго не соблюдала ни одна из японских школ керамики.

Обжиг изделия осуществлялся в небольшой муфельной печи на углях с температурой до 800°С на протяжении двадцати четырёх часов. Чёрные чаши покрывались свинцовой глазурью. В её состав входили оксид железа и оксид кремния, в малом количестве: оксид кальция, марганца, калия, натрия, титана, глинозём и кремнезём, примеси. Фактура была результатом длительного обжига и охлаждения при температуре окружающего воздуха. Такой метод создавал сеть трещин на поверхности. Использовались местные породы глины вблизи Киото.

Некоторые из работ Тёдзюро имеют статус национального культурного достояния Японии. Среди них: «Двухцветный лев» в собрании Музея Раку, «Мукигури», она же «Очищенный каштан» (коллекция Агентства по делам культуры Японии), «Муитибуцу», она же «Ничего не иметь» (Музей изобразительных искусств Эгава).

В настоящее время в Киото существует музей семьи Раку, где наряду с постоянными экспозициями проводятся временные выставки. Ежемесячно здесь читаются лекции, которые проводятся в форме чаепития с использованием чаш, изготовленных лично XV главой школы Раку, Раку Китидзаэмоном, специально к этому событию. Музей был основан в 1978 году XIV главой школы Раку — Какуню (Китидзаэмон XIV). До этого момента данная коллекция керамики Тёдзиро хранилась в семье Раку. Кроме коллекции Музея Раку работами мастера обладают собрания школ чайной церемонии Омотэсэнкэ и Урасэнкэ и государственные музеи Японии. Обе школы были основаны потомками Рикю. Летом 2015 года крупная выставка работ школы Раку, включающая и произведения Тёдзиро, прошла в Государственном Эрмитаже и ГМИИ им. А. С. Пушкина.

Интересные факты

• Возможно, Тёдзиро принадлежит первая в мире квадратная чашка (или, по крайней мере, самая ранняя из сохранившихся до нашего времени).
• В Европе работы Тёдзиро стали известны в первой половине ХХ века благодаря статьям и керамике в стиле Раку английского керамиста Бернарда Лича. Он долго жил в Японии, а вернувшись на родину, открыл керамическую мастерскую. Его гончарная мастерская отошла потомкам и стала наследственной. Внук Бернарда Лича — тоже керамист.

Галерея

• Sen no Rikyu JPN.jpg

  Сэн-но Рикю — друг и многолетний сотрудник мастера.

• Black Raku Tea Bowl.jpg

  Чёрная чаша. Мастерская Тёдзиро. XVI век.

• Jurakudai Byobuzu.jpg

  Замок Юракудай на японской ширме XVI века (замок был демонтирован в 1595 году).

• Toyotomi hideyoshi.jpg

  Тоётоми Хидэёси — постоянный работодатель и покровитель Тёдзиро.

Литература

• Керамика Раку: Вселенная в чайной чаше. Буклет в выставке. М-СПб. 2015.

Ссылки

• [www.raku-yaki.or.jp/e/index.html Официальный сайт школы Раку (англ. язык).]

Культура   Япония   Искусство   Дизайн

Отрывок, характеризующий Тёдзиро

– Для чего вы пришли сюда? – спросил вошедший, по шороху, сделанному Пьером, обращаясь в его сторону. – Для чего вы, неверующий в истины света и не видящий света, для чего вы пришли сюда, чего хотите вы от нас? Премудрости, добродетели, просвещения?
В ту минуту как дверь отворилась и вошел неизвестный человек, Пьер испытал чувство страха и благоговения, подобное тому, которое он в детстве испытывал на исповеди: он почувствовал себя с глазу на глаз с совершенно чужим по условиям жизни и с близким, по братству людей, человеком. Пьер с захватывающим дыханье биением сердца подвинулся к ритору (так назывался в масонстве брат, приготовляющий ищущего к вступлению в братство). Пьер, подойдя ближе, узнал в риторе знакомого человека, Смольянинова, но ему оскорбительно было думать, что вошедший был знакомый человек: вошедший был только брат и добродетельный наставник. Пьер долго не мог выговорить слова, так что ритор должен был повторить свой вопрос.
– Да, я… я… хочу обновления, – с трудом выговорил Пьер.
– Хорошо, – сказал Смольянинов, и тотчас же продолжал: – Имеете ли вы понятие о средствах, которыми наш святой орден поможет вам в достижении вашей цели?… – сказал ритор спокойно и быстро.
– Я… надеюсь… руководства… помощи… в обновлении, – сказал Пьер с дрожанием голоса и с затруднением в речи, происходящим и от волнения, и от непривычки говорить по русски об отвлеченных предметах.
– Какое понятие вы имеете о франк масонстве?
– Я подразумеваю, что франк масонство есть fraterienité [братство]; и равенство людей с добродетельными целями, – сказал Пьер, стыдясь по мере того, как он говорил, несоответственности своих слов с торжественностью минуты. Я подразумеваю…
– Хорошо, – сказал ритор поспешно, видимо вполне удовлетворенный этим ответом. – Искали ли вы средств к достижению своей цели в религии?
– Нет, я считал ее несправедливою, и не следовал ей, – сказал Пьер так тихо, что ритор не расслышал его и спросил, что он говорит. – Я был атеистом, – отвечал Пьер.
– Вы ищете истины для того, чтобы следовать в жизни ее законам; следовательно, вы ищете премудрости и добродетели, не так ли? – сказал ритор после минутного молчания.
– Да, да, – подтвердил Пьер.
Ритор прокашлялся, сложил на груди руки в перчатках и начал говорить:
– Теперь я должен открыть вам главную цель нашего ордена, – сказал он, – и ежели цель эта совпадает с вашею, то вы с пользою вступите в наше братство. Первая главнейшая цель и купно основание нашего ордена, на котором он утвержден, и которого никакая сила человеческая не может низвергнуть, есть сохранение и предание потомству некоего важного таинства… от самых древнейших веков и даже от первого человека до нас дошедшего, от которого таинства, может быть, зависит судьба рода человеческого. Но так как сие таинство такого свойства, что никто не может его знать и им пользоваться, если долговременным и прилежным очищением самого себя не приуготовлен, то не всяк может надеяться скоро обрести его. Поэтому мы имеем вторую цель, которая состоит в том, чтобы приуготовлять наших членов, сколько возможно, исправлять их сердце, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам преданием открыты от мужей, потрудившихся в искании сего таинства, и тем учинять их способными к восприятию оного. Очищая и исправляя наших членов, мы стараемся в третьих исправлять и весь человеческий род, предлагая ему в членах наших пример благочестия и добродетели, и тем стараемся всеми силами противоборствовать злу, царствующему в мире. Подумайте об этом, и я опять приду к вам, – сказал он и вышел из комнаты.
– Противоборствовать злу, царствующему в мире… – повторил Пьер, и ему представилась его будущая деятельность на этом поприще. Ему представлялись такие же люди, каким он был сам две недели тому назад, и он мысленно обращал к ним поучительно наставническую речь. Он представлял себе порочных и несчастных людей, которым он помогал словом и делом; представлял себе угнетателей, от которых он спасал их жертвы. Из трех поименованных ритором целей, эта последняя – исправление рода человеческого, особенно близка была Пьеру. Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство, не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и готовым только на одно доброе.
Через полчаса вернулся ритор передать ищущему те семь добродетелей, соответствующие семи ступеням храма Соломона, которые должен был воспитывать в себе каждый масон. Добродетели эти были: 1) скромность , соблюдение тайны ордена, 2) повиновение высшим чинам ордена, 3) добронравие, 4) любовь к человечеству, 5) мужество, 6) щедрость и 7) любовь к смерти.
– В седьмых старайтесь, – сказал ритор, – частым помышлением о смерти довести себя до того, чтобы она не казалась вам более страшным врагом, но другом… который освобождает от бедственной сей жизни в трудах добродетели томившуюся душу, для введения ее в место награды и успокоения.
«Да, это должно быть так», – думал Пьер, когда после этих слов ритор снова ушел от него, оставляя его уединенному размышлению. «Это должно быть так, но я еще так слаб, что люблю свою жизнь, которой смысл только теперь по немногу открывается мне». Но остальные пять добродетелей, которые перебирая по пальцам вспомнил Пьер, он чувствовал в душе своей: и мужество , и щедрость , и добронравие , и любовь к человечеству , и в особенности повиновение , которое даже не представлялось ему добродетелью, а счастьем. (Ему так радостно было теперь избавиться от своего произвола и подчинить свою волю тому и тем, которые знали несомненную истину.) Седьмую добродетель Пьер забыл и никак не мог вспомнить ее.
В третий раз ритор вернулся скорее и спросил Пьера, всё ли он тверд в своем намерении, и решается ли подвергнуть себя всему, что от него потребуется.
– Я готов на всё, – сказал Пьер.
– Еще должен вам сообщить, – сказал ритор, – что орден наш учение свое преподает не словами токмо, но иными средствами, которые на истинного искателя мудрости и добродетели действуют, может быть, сильнее, нежели словесные токмо объяснения. Сия храмина убранством своим, которое вы видите, уже должна была изъяснить вашему сердцу, ежели оно искренно, более нежели слова; вы увидите, может быть, и при дальнейшем вашем принятии подобный образ изъяснения. Орден наш подражает древним обществам, которые открывали свое учение иероглифами. Иероглиф, – сказал ритор, – есть наименование какой нибудь неподверженной чувствам вещи, которая содержит в себе качества, подобные изобразуемой.
Пьер знал очень хорошо, что такое иероглиф, но не смел говорить. Он молча слушал ритора, по всему чувствуя, что тотчас начнутся испытанья.
– Ежели вы тверды, то я должен приступить к введению вас, – говорил ритор, ближе подходя к Пьеру. – В знак щедрости прошу вас отдать мне все драгоценные вещи.
– Но я с собою ничего не имею, – сказал Пьер, полагавший, что от него требуют выдачи всего, что он имеет.
– То, что на вас есть: часы, деньги, кольца…
Пьер поспешно достал кошелек, часы, и долго не мог снять с жирного пальца обручальное кольцо. Когда это было сделано, масон сказал:
– В знак повиновенья прошу вас раздеться. – Пьер снял фрак, жилет и левый сапог по указанию ритора. Масон открыл рубашку на его левой груди, и, нагнувшись, поднял его штанину на левой ноге выше колена. Пьер поспешно хотел снять и правый сапог и засучить панталоны, чтобы избавить от этого труда незнакомого ему человека, но масон сказал ему, что этого не нужно – и подал ему туфлю на левую ногу. С детской улыбкой стыдливости, сомнения и насмешки над самим собою, которая против его воли выступала на лицо, Пьер стоял, опустив руки и расставив ноги, перед братом ритором, ожидая его новых приказаний.