Усов, Николай Степанович

Николай Степанович Усов (26 мая (7 июня) 1870— 14 апреля 1900) — многообещавший учёный, магистрант сравнительного языкознания.

Его отец — выпускник (1848) и позднее профессор физики Михайловской академии, С. А. Усов.

После окончания с медалью гимназии Гуревича (1888) Николай Усов получил высшее образование на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета (1893), куда поступил под влиянием своего гимназического учителя И. Ф. Анненского. Во время обучения слушал лекции и на восточном факультете: армянский язык у Н. Я. Марра, изучал санскритские тексты у С. Ф. Ольденбурга. В летние каникулы 1891 года занимался в Лейпцигском университете — слушал лекции Вундта (психология), Бругмана (сравнительная грамматика), Лескина (славянская грамматика). Во время заграничной командировки (1894—1896) кроме лекций в Лейпциге, слушал в Париже лекции Мелье и Бреаля и работал в фонетической лаборатории аббата Руссело (фр. L'abbé Rousselot). По возвращении из-за границы преподавал древние языки в гимназии Гуревича, выпускником которой был сам.

Ему принадлежит ряд статей:

• Теория происхождения языка Гердера (студенческая работа)
• Языкознание // Северный Вестник. — 1896. — № 6. — С. 237—239.
• Экспериментальная фонетика // Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. — СПб., 1897.
• Язык приугорских портных // Известия отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. — СПб., 1898.
• «Etudes experimentales sur une prononciation Russe» в парижском фонетическом журнале «La Parole» (1899. — № 11).

Литература

• Усов, Николай Степанович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Булич С. [feb-web.ru/feb/izvest/1900/01/001-363.htm Некролог] // Известия Отделения русского языка и словесности Императорской Академии Наук. — т. V, 1900, кн. 1

Отрывок, характеризующий Усов, Николай Степанович

– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.