Фантазии в манере Калло
| Фантазии в манере Калло | |
| Fantasiestücke in Callot’s Manier | |
| | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата первой публикации: | |
| Следующее: | |
 Текст произведения в Викитеке | |
«Фантазии в манере Калло» — первая опубликованная книга Э. Т. А. Гофмана. Вышла в 4-х томах в 1814 и 1815 гг. Пересмотренное издание в 2-х томах последовало в 1819 году. Это единственная книга Гофмана, переизданная ещё при его жизни.
История создания и публикации
Большинство текстов, составивших «Фантазии», было написано Гофманом во время проживания в Бамберге. Издателем выступил местный виноторговец К.-Ф. Кунц, с которым Гофман часто предавался обильным возлияниям[1]. Издательский договор был заключен 18 марта 1813 г.
Многие тексты, ранее опубликованные во «Всеобщей музыкальной газете», несут на себе отпечаток музыкальных интересов Гофмана, работавшего в те годы капельмейстером и писавшего оперу. Чтобы придать единство столь разнородным текстам, Гофман приписал их перу некоего Странствующего Энтузиаста (автобиографическая фигура) и предпослал сборнику подзаголовок: «Листки из дневника Странствующего Энтузиаста».
Первоначально Гофман хотел озаглавить сборник «Картинки по Хогарту», однако переменил своё намерение, когда ознакомился в доме председателя окружного суда барона фон Штангеля с собранием гравюр Жака Калло. В этом французском художнике его привлекло «искусство придания повседневности оттенка необычности»[1].
Книга принесла Гофману первую литературную известность. На какое-то время он стал желанным гостем в литературных салонах. Чтобы привлечь внимание читаталей, Кунц заказал предисловие у одного из популярнейших немецких писателей того времени, Жан-Поля, чем Гофман остался не совсем доволен[2].
Состав первого издания
- «Жак Калло» (весна 1813 г.): эстетическая программа в виде обращения к старинному гравёру Калло (вместо традиционного обращения поэта к музе).
- «Кавалер Глюк» (июль-август 1808 г.): рассказ берлинского жителя о знакомстве с гениальным музыкантом, который выдаёт себя за покойного композитора Глюка.
- «Крейслериана» (1810): цикл очерков о музыке, где автор скрывается за маской эксцентричного капельмейстера Иоганнеса Крейслера (заметно расширен во 2-м издании сборника).
- «Дон Жуан» (сентябрь 1812): сновидческая история случайного знакомства и телепатической связи композитора с исполнительницей партии донны Анны в моцартовском «Дон Жуане».
- «Известие о дальнейших судьбах собаки Берганца» (февраль-март 1813): продолжение назидательной «Новеллы о беседе собак» Сервантеса в виде диалога с псом Берганца, который рисует в сатирических красках бамбергское общество, в особенности семейство несостоявшейся жены Гофмана — Юлии.
- «Магнетизёр» (апрель-август 1813): предостережение о разрушительном потенциале месмеризма, позволяющем (по представлениям того времени) обрести власть над душой другого человека и манупулировать ею в неблаговидных целях.
- «Золотой горшок» (лето 1813 — зима 1814): искрящаяся добродушным юмором «сказка новых времён» о фантастическом мире творческих духов, сосуществующем с реалиями современного Дрездена.
- «Приключения в новогоднюю ночь» (первая неделя января 1815 г.): «рассказ в рассказе» о человеке, потерявшем своё отражение в зеркале, импровизация на тему «Петера Шлемиля» Шамиссо.
Напишите отзыв о статье "Фантазии в манере Калло"
Примечания
- ↑ 1 2 Сафранский, Рюдигер. Гофман. Москва: Молодая гвардия, 2005. Стр. 213-216.
- ↑ Гофман Э. Т. А. Собрание сочинений. В 6 т. Т.1. М.: Худож.лит., 1991.
Отрывок, характеризующий Фантазии в манере Калло
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.
– Вот так, – сказал Долохов. – И потом вот так, – сказал он, и поднял ей около головы воротник, оставляя его только перед лицом немного открытым. – Потом вот так, видишь? – и он придвинул голову Анатоля к отверстию, оставленному воротником, из которого виднелась блестящая улыбка Матреши.
– Ну прощай, Матреша, – сказал Анатоль, целуя ее. – Эх, кончена моя гульба здесь! Стешке кланяйся. Ну, прощай! Прощай, Матреша; ты мне пожелай счастья.
– Ну, дай то вам Бог, князь, счастья большого, – сказала Матреша, с своим цыганским акцентом.
У крыльца стояли две тройки, двое молодцов ямщиков держали их. Балага сел на переднюю тройку, и, высоко поднимая локти, неторопливо разобрал вожжи. Анатоль и Долохов сели к нему. Макарин, Хвостиков и лакей сели в другую тройку.
– Готовы, что ль? – спросил Балага.
– Пущай! – крикнул он, заматывая вокруг рук вожжи, и тройка понесла бить вниз по Никитскому бульвару.
– Тпрру! Поди, эй!… Тпрру, – только слышался крик Балаги и молодца, сидевшего на козлах. На Арбатской площади тройка зацепила карету, что то затрещало, послышался крик, и тройка полетела по Арбату.
Дав два конца по Подновинскому Балага стал сдерживать и, вернувшись назад, остановил лошадей у перекрестка Старой Конюшенной.
Молодец соскочил держать под уздцы лошадей, Анатоль с Долоховым пошли по тротуару. Подходя к воротам, Долохов свистнул. Свисток отозвался ему и вслед за тем выбежала горничная.
– На двор войдите, а то видно, сейчас выйдет, – сказала она.
Долохов остался у ворот. Анатоль вошел за горничной на двор, поворотил за угол и вбежал на крыльцо.
Гаврило, огромный выездной лакей Марьи Дмитриевны, встретил Анатоля.
– К барыне пожалуйте, – басом сказал лакей, загораживая дорогу от двери.
– К какой барыне? Да ты кто? – запыхавшимся шопотом спрашивал Анатоль.
– Пожалуйте, приказано привесть.
– Курагин! назад, – кричал Долохов. – Измена! Назад!
Долохов у калитки, у которой он остановился, боролся с дворником, пытавшимся запереть за вошедшим Анатолем калитку. Долохов последним усилием оттолкнул дворника и схватив за руку выбежавшего Анатоля, выдернул его за калитку и побежал с ним назад к тройке.
Марья Дмитриевна, застав заплаканную Соню в коридоре, заставила ее во всем признаться. Перехватив записку Наташи и прочтя ее, Марья Дмитриевна с запиской в руке взошла к Наташе.
– Мерзавка, бесстыдница, – сказала она ей. – Слышать ничего не хочу! – Оттолкнув удивленными, но сухими глазами глядящую на нее Наташу, она заперла ее на ключ и приказав дворнику пропустить в ворота тех людей, которые придут нынче вечером, но не выпускать их, а лакею приказав привести этих людей к себе, села в гостиной, ожидая похитителей.
Когда Гаврило пришел доложить Марье Дмитриевне, что приходившие люди убежали, она нахмурившись встала и заложив назад руки, долго ходила по комнатам, обдумывая то, что ей делать. В 12 часу ночи она, ощупав ключ в кармане, пошла к комнате Наташи. Соня, рыдая, сидела в коридоре.
